Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

Ребятня за столом аж есть перестала. Все смотрели на отчаянного старшака сначала с удивлением, а затем и со смехом – очень уж потешно он выглядел. Матвей же поглядывал с любопытством, не отрываясь, впрочем, от еды. А отцу, казалось, и вовсе дела не было.

Переведя дух, старшак сказал сдавленно, ни к кому не обращаясь:

– Это что ж за горчица такая… ядреная…. Дядь Матвей, ты чего в нее добавляешь такое?

Отец оторвался от щей, поднял на старшака ехидно блестящие глаза, и ответил с хитрецой:

– То секрет давний, таёжный. Не всякому его говорить можно. Так что ешь… помалу.

И снова принялся за еду. Игнат же из-за спины старшака сказал с усмешкой:

– Нешто ты дядь Матвееву горчицу не знаешь? Про нее ж вся деревня знает. Староста даже вон у него горчички просит к холодцу да пельменям. Эх ты…

Матвей поперхнулся, услышав такое заявление от Игната, который сам совсем недавно в их доме точно так же отведал горчицы и пару минут не мог вдохнуть. Но говорить ничего не стал. Поев, отец поднялся и поманил Матвея за собой:

– Пойдем, сын, к ночи дело уже. Надобно день завтрашний продумать.

Матвей поднялся и пошел следом, к их кострищу. Распалили костерок, подвесили котелок для чая, сели. Отец заговорил:

– Пасеку надо проверить, на участок подняться. Один пойдешь, мне здесь надо быть. Неспокойно что-то на душе…

Матвей посмотрел отцу в глаза:

– Что не так, бать?

Отец передвинул котелок чуть ниже, поворошил сучья в костре:

– Не знаю, сын. Знаешь, как у зверя чутье на опасность? Вот и у меня…. Вроде нормально все, а шерсть на загривке дыбом стоит. Неспокойно мне после этих… делегатов, – последнее слово он словно бы выплюнул.

Матвей молча смотрел в огонь: у него тоже что-то ворочалось в душе, какой-то ледяной комок. Надо, значит пойдет и один. Тайгу эту он хорошо знает, Серко с ним, винтовка с патронами да топор с собой, справится.

Планам их не суждено было сбыться: вечером на стан пришел чужак. Штабс-капитан Ухов. Тот самый, что так ловко распутал узлы и ушел от Матвея с отцом из дома деда Власа. Просто возник из темноты, не потревожив ни собак, ни дозорных. Подошел к костру, поздоровался, глядя на Матвея с отцом:

– Поздорову вам, добрые люди. Позволите к огню?

И, не дожидаясь ответа, свалил у костра охапку сушняка, присел на бревнышко и протянул к огню руки с тонкими пальцами. Староста глянул на него из-под насупленных сердито бровей:

– И тебе не хворать, человече. Таежный закон, вижу, знаешь, – староста кивнул на сваленные у костра дрова, – откуда ты такой ладный к нашему костру?

Матвей во все глаза глядел на Ухова. В этот раз он был без шинели. Хромовые сапоги, галифе и ладно пригнанный мышастый китель, туго подпоясанный широким ремнем. Головного убора не было, и соломенные курчавые волосы шапкой нависали над серо-стальными спокойными глазами. Лицо, однако, было изможденным, тугой ворот кителя расстегнут и в прореху видно крестик на простом шнурке. Ухов спокойно (это его спокойствие удивило Матвея еще в первую встречу) посмотрел на старосту и заговорил:

– Зовут меня Петр Ухов, я штабс-капитан… бывший. К вам оттуда, – он кивнул за спину, в сторону темнеющей тайги.

Отец Матвея заговорил:

– Это, Петр Милованыч, тот самый, который от меня убег, веревки распутавши.

И, обращаясь к Ухову, продолжил:

– То, что из тайги, понятно. Ты не крути, Ухов. Зачем припожаловал?

Тот усмехнулся:

– А помочь вам хочу. Да и себе заодно. Вот и пришел.

Староста закашлялся, но справился и спросил:

– Это чем же ты нам помочь вызвался, помощничек? Вроде со всем пока справляемся – он обвел рукой стан и сидящих вокруг костра взрослых да детей.

– Со всем, да не совсем, – Ухов усмехнулся горько. Потом спросил, глядя на Матвея:

– Не найдется ли поесть чего? Третьи сутки бегаю…

Матвей молча поднялся и ушел к своему костру: там на лавке все еще стояла крынка с молоком да лежала краюха хлеба. Анютка подхватилась, принесла Ухову чугунок с кашей. На время все занялись своими делами, давая гостю насытиться. Однако же любопытные взгляды то и дело скрещивались на его крепкой фигуре. Наконец пришлый доел, запил все молоком и обратился к старосте:

– Спрашивайте, а я отвечать стану.

К костру подсели Никодим с Ковалем и Кряжем, прислушиваясь к разговору. Петр Милованыч покряхтел по-стариковски, устраиваясь поудобнее, и задал первый вопрос:

– Кто ты есть, бывший штабс-капитан?

Ухов помолчал, явно обдумывая ответ: