Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

– Так мы это… делегаты. От советской власти, значит. Приехали власть и в вашей деревне устанавливать.

Староста сказал:

– Устанавливай. Как устанавливать-то станешь?

– Знамо дело как. Назначим старшего, население перепишем да скот, запас подсчитаем… Дел много, так что давайте и начнем.

Староста его перебил:

– А если есть уже старший? Как быть?

Усатый не смутился:

– Так посмотрим на него и решим, наш он человек аль нет. Если наш – назначим. А нет – другого выберем.

Народ за их спинами загудел, загомонил недовольно, послышались голоса:

– А не много на себе берете? При царе мы сами себе старших выбирали.

– Ты-то откуда знаешь, кому старшим быть?

Усатый повернулся к толпе:

– Тихо! Тихо! Нет больше царя и порядков старых нет! Теперь все по-другому будет!

– А нам оно надо – по-другому? – подал голос Никодим.

Усатый повернулся к нему и, зло ощерившись, выпалил:

– А вас никто не спрашивает. Вы не поняли, люди добрые. По всей стране власть сменилась. Наша власть везде.

Он ронял слова так, будто гвозди вбивал, и Матвей невольно поежился: столько в этих словах было злой решимости. Однако Никодим не впечатлился:

– И как ты меня заставишь?

Усатый усмехнулся нехорошо, достал из кобуры наган, показал его толпе:

– Не захотите добром – заставим силой. Как царских недобитков. А лучше все же добром. Ну что вам хорошего было от царя? Сколько вы налогу отдавали каждый год? А земля здесь чья?

Народ зашумел:

– Ты пистолем своим не маши! Не таких видали…

– Наша земля здесь!

Всем еще памятны были вывезенные в лес такие же находники. Помнится, старшего их, кудлатого и с наганом, из того же нагана в тайге и пристрелили как собаку. Так что пугать народ явно не стоило. Но усатый об этом не знал. Однако тон сменил:

– Красная власть – правильная! Все по справедливости будет.

Отец Матвея сказал громко:

– У нас и так все по справедливости. Нет обиженных в нашей деревне. Все при деле, все при хлебе.

И тут вмешался писклявый:

– Вот мы и посмотрим, сколько у вас хлеба. В других местах народ без хлеба сидит!

Отец перебил его:

– А кто им мешал тот хлеб вырастить?

Но писклявый, видно, взялся за излюбленную тему и вещал громко и уверенно:

– Надо делиться! Надо кормить рабочих на заводах! У них тоже семьи!

Тут не выдержал староста:

– Так ить они из-за вас голодают-то! Вы ж царя согнали и деньги его куда-то дели. А новых денег народу не дали. На что им хлеб покупать-то?!

Писклявый явно не нашелся что ответить, и в дело вновь вступил усатый. Хорошо поставленным басом он голосил на всю площадь:

– Так оно было или не так, а только людям помочь надо! Там ведь дети да бабы со стариками. О них подумайте!

Никодим сказал громко:

– То-то вы о них думали, когда все это учиняли.

Усатый снова ощерился зло:

– А вот это не твоего ума дело. Сказано – советская власть пришла, значит так и будет! Не хотите добром – встанем силой. Я все сказал.

Никодим прищурился недобро:

– Эй, говорильщик…. А отдачи не боишься? Мы ведь тут тоже не из мякиша катанные.

Усатый уставился Никодиму в глаза и спокойно, размеренно произнес:

– Ты не понял. За нами – армия. С армией ты ничего сделать не сможешь.

Староста, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля, вышел чуть вперед, поднял руку:

– А ну тихо вы, оба. Сошлись, как два кочета… Ты толком скажи, что за власть такая да чего хочет?

…Усатый распинался перед ними битый час, рассказывая и увещевая, убеждая и угрожая. В конце концов, староста сказал громко, так, чтобы все слышали:

– Для нас тут ничего не меняется. Наверное. Какая там власть мы тут и при царе не особо знали. И тут так же будет, я думаю. Но пришедшие к нам люди говорят, что власть устанавливать будут не раньше, чем к осени. Как раз когда урожай поспеет. Так что время есть. А пока они просто перепишут дворы и уедут.

Делегаты уехали. В дом их так и не позвали, да и ночевать было негде. Дома пустыми стоят, но знать об этом им не обязательно. Хотя вряд ли от них укрылись пустые дворы…

…Первой, кого увидел Матвей на стане, была Любава. Она сидела у костра и помешивала большой деревянной ложкой какое-то варево в большом котле. Впрочем, пахло от котла так, что Матвей даже с шага сбился. Подошел ближе, глянул через Любавино плечо в котелок и невольно сглотнул слюну – там медленно булькали густые, наваристые щи. Любава вскинула глаза, увидела Матвея и улыбнулась ему сердечно: