Думитру Попеску - Избранное

— Она пугливая, — сказал Тома.

— Если ей сейчас не быть пугливой, пока она в девках, то когда же?

— Она пуглива и своенравна, — повторил Тома.

— Ничего, обломается, — успокоила его мать Иоаны. — Все девушки сначала такие — а потом привыкают.

Между кухней и комнатой, где сидели гости, было окошечко без стекла, задернутое шелковой занавеской, и Иоана теперь могла слышать разговор и понять, зачем пожаловали к ним Тома со своей матерью. Сперва ей не верилось, что этот усатый мужчина с желто-зелеными глазами собирается на ней жениться, а когда она убедилась, что это правда, то судорожно прижала кукол к груди. Ее хотят разлучить с куклами. Это все, что она поняла тогда.

Свадьба состоялась через две недели. Тудорица, жена Николае Фиру, залегла тыкву с керосином и платком разогнала тучи, и небо очистилось, выглянуло солнышко. После свадьбы Тома ежедневно брал Иоану на работу. Весной — пахали и сеяли, летом — окучивали кукурузу и жали пшеницу. В школу он ее не пускал. А через год и побивать начал. Иоана не умела готовить. И Тома ее бил. Иоана не умела ткать, шить рубахи и белье. И Тома ее бил. Иоана умела только играть в куклы, одевать их, выдавать замуж. И чтобы отделаться от них, Тома зимой бросал их в снег под навес, а весной кидал на телегу с навозом и вывозил в поле. Самую красивую он повесил на ореховом дереве, растущем в глубине сада. Орех был высокий и старый, Иоана без лестницы не могла на него взобраться и снять куклу. А все лестницы муж запер в погребе. Когда Тома не мог ее видеть, Иоана плакала под орехом, глядя на повешенную куклу, жалела ее.

Несколько ночей подряд Иоане снился Михай Храбрый. Смелый господарь, одетый точь-в-точь как на картинке из учебника истории, приходил к ним в село, хватал Тома за грудки и спрашивал, зачем он повесил куклу на верхушку ореха. Тома начинал заикаться от страха, а потом умирал, сраженный справедливым гневом правителя. Иоана прижимала куклу к груди и смеялась от радости, пока не просыпалась, чтобы заплакать снова.

— Моя жена только и умеет, что в куклы играть, — говорил Тома смеясь.

— А зачем ты на ней женился, знал ведь, что́ умеют такие маленькие девочки?

— Я женился, чтобы она другому не досталась и чтобы земля ее не ушла от меня. Земли, правда, у нее маловато, но у других-то и совсем нет. Я взял Иоану, чтобы она подросла и тогда моей стала. Поэтому я ее взял, и еще потому, что мне нравится нежное тело телочки.

Двадцать пять старух не спеша направляются к дому покойника. Та, что живет на окраине села, закончила рассказ о жизни Иоаны и ее мужа. Тринадцатая старуха сказала:

— Тома, известное дело, бабник. Иоане плохо жилось; глупая, зачем только она пошла за него?

— Будто на это ее воля была. Родители ее выдали — и весь сказ.

— Нечего было их слушать. Не вышла — лучше было бы.

— Тебя послушать — так ни одна девка замуж не должна идти, а вроде тебя всю жизнь в девках оставаться.

— Может, скажешь, ты девкой осталась, раз замуж не пошла?

— А вот и осталась! Захоти ж я замуж — вышла бы сто раз, многие за мной бегали, в любви клялись. Просто я не хотела…

— Слыхали — она не хотела…

— Да, вот не хотела — и все. Я замуж не пошла ни в двенадцать, когда сама не знаешь еще, девка ты или парень, ни в шестьдесят, когда обеими ногами в могиле стоишь.

— Да замолчите вы, черт побери, ведь к покойнику идете, не на базар.

Старухи внезапно смолкли.

— Бабки! Бабки идут! — закричал парнишка, широко распахивая ворота. — Сейчас выть начнут!

Тудорица Фиру, та, что в день свадьбы Иоаны зажгла тыкву, полную керосина, и прогнала тучи, вошла во двор вслед за старухами. Про Иоанину жизнь она знала все до капельки, и смерть Тома ее нисколько не огорчила. Она его всегда терпеть не могла, но после того случая, когда он попытался переспать с ней, просто возненавидела. Однажды она так прошлась по нему палкой, что Тома целую неделю провалялся в постели, прикладывая компрессы к синякам. Она никогда не понимала, как могла Иоана жить с таким мужем. Теперь подруга наконец-то от него избавилась; ей не надо было бояться ни мужа, ни родителей, считавших этот брак счастливым. Замкнутая по натуре, Иоана могла теперь не скрывать своей радости: умер муж, который в грош ее не ставил. Незадолго до смерти Тома запустил в нее глиняной миской и разбил ей голову. Только сельские старухи могли оплакивать его смерть. Тудорице же хотелось разыскать Иоану, схватить ее в охапку, растормошить и вместе с ней смеяться и плясать от радости.