У выезда из Балта-Нягрэ их закидали камнями. Камни бросали сверху, с акаций, и они дождем сыпались на рогожный верх повозки. Стрелять в них, очевидно, боялись. Возможно, думали, что и в повозке есть пистолеты или даже гранаты и пулемет. Мезат пустил лошадей шагом, чтобы нападавшие не думали, что их боятся. Сам Мезат невозмутимо посвистывал и велел Савелу играть на гитаре романсы.
— Все из-за вас, валяете дурака, — корил их Мезат. — Все ваши шуточки…
Дорина сидела, прислонясь к стенке повозки; в уголке рта у нее был цветок герани. Петре взглянул на нее, но, вспомнив, что она «не чиста», отвел глаза и стал думать о человеке, застреленном в Балта-Нягрэ. Этот человек вернулся, как и Томороагэ, с фронта. Петре хотел рассказать Савелу о людях, с которыми Гарофицэ шел по городу, но вспомнил, что он в ссоре с Савелом, и прикусил язык. Комары звенели, как расстроенная гитара.
В Извоарах около примарии их ждала Вероника. Она приехала к тетушке. Савел разговаривал с ней, пока Мезат оформлял разрешение; потом они расстались. Надо было заняться рекламой, и до вечера, до представления, он не мог больше повидаться с Вероникой, потому что был занят.
Они оставили повозку у школы и пошли по улице, держа лошадей за повод. Они видели, что вместе с ребятишками за нами неотступно следуют пять парней. «Наверно, хотят, чтобы, мы провели их на представление», — чуть было не сказал Петре Савелу, но удержался, вспомнив, что не разговаривает с ним. Конечно, программу они могли объявлять вместе: служба службой…
Парни ни о чем их не просили, даже о змеях не заикались. Трое из них, как потом разглядели Петре и Савел, были из Балта-Нягрэ. Они передразнивали Петре и Савела, когда те объявляли программу, и, посмеиваясь, кидала в них камешками..
Одеты парни были хорошо, на двух были даже фуражки гимназистов. Возможно, они учились в гимназии или кончили ее, а может, даже купили себе фуражки просто так, для форсу.
— Гоняетесь за чужими девчатами, да? — без конца повторял угреватый парень.
— Что, коммунисты? Политикой занимаетесь? — приставал парень в гимназической фуражке (он был из Балта-Нягрэ).
О Веронике они говорили главным образом для того, чтобы вывести из себя Савела, это был предлог, но сразу стало ясно, что злит их что-то другое. «Возможно, их кто-то подослал», — подумал Петре. Он боялся только, как бы у этих сумасшедших не оказалось пистолетов. Но у парней карманы были пусты, только двое для виду держали в руках палки.
К вечеру на углу одной из улиц парни, как будто играя, затеяли с ним драку. Савел остался у кювета, а на Петре обрушился град кулачных ударов, заставивший его отступить к середине дороги. Вокруг не было ни души, ребята почти все разошлись, а те, что остались, думали, что это все игра. Только увидев, что у Савела из носа течет кровь, они удивились, но не убежали, а молча подошли поближе, чтобы поглядеть на игру. Им хотелось, чтобы их парни не дали себя побить городским.
Когда Петре понял, что это не шутки, что их хотят всерьез поколотить, Савел был шагах в тридцати от него. И тут Петре, вспомнив уроки Мезата, ударил тыльной стороной кулака. Нападение было неожиданным. Противник загородился ладонью, будто хотел собрать в пригоршню кровь, хлынувшую из носа. «Я бил не по правилам», — успел подумать Петре, как вдруг получил удар по голове. Дубинка пролетела у самого уха, звук был сухой, похожий на шуршание листвы. «Никуда не годится, что мы разъединены», — решил Петре и, расчищая себе кулаками путь, приблизился к Савелу.
Теперь, оказавшись рядом, они обрели смелость. Савел бил в лицо. Прямыми ударами. Стоя спина к спине, они были неуязвимы со всех сторон. Лишь один раз удар дубинки настиг их. Ребята начали вопить. Но вокруг были только сады, дома же располагались вдоль шоссе. Задребезжала гитара: кто-то шваркнул ее о землю, и она разлетелась на куски. Струны испуганно свернулись, точно пытаясь защититься.
Парни дрались вслепую. Двое из них стояли, прислонясь к изгороди, и, подняв руки кверху, ждали, когда перестанет лить из носа кровь; и тряслись, как бы им снова не досталось. Но остальные трое продолжали наступать, пуская в ход кулаки, пинки и ругательства.
В конце концов Петре опрокинул одного из противников великолепным ударом снизу, который привел в восторг его самого. И двое других ретировались, сквернословя так, словно они были победителями. Они перепрыгнули через изгородь и скрылись в неубранной кукурузе.
Обессиленные Петре и Савел молча обменялись взглядами. Они стояли плечом к плечу, поддерживая друг друга. Но в конце концов силы совсем изменили им, и оба рухнули на колени прямо посреди дороги.
Читать дальше