Игорь ужаснулся этому открытию. Он представил, что не будь с ним рядом вот этого прожженного и многоопытного напарника, сидеть ему через месяц, в лучшем случае, в одиночке на Алеутской.
— А на «актрисах» такой прослушки нет? — Смагин сглотнул слюну и вплотную приблизился к своему спасителю.
Лещенко лукаво улыбнулся и потрепал Смагина за взъерошенный чуб.
— Нет, сынок, тебе в этом смысле повезло в прошлом рейсе, ну а здесь держи ухо востро и свой острый язычок прикуси.
* * *
Москвичев еще на мгновенье задержал свой взгляд на стройной шеренге разноцветных, лакированных лимузинов, которые, развернув свои обтекаемые капоты на восток, вытянулись, вдоль помятого океаном борта пассажира, словно отдавая последний поклон маленькому островному государству, где их зачали в конструкторских цехах и на бескрайних конвейерах кривоногие узкоглазые существа и разослали по всему миру в поисках счастья. Этой партии секондхэндов явно не повезло. Очень скоро разбитые дороги и разбавленный спекулянтами бензин этого захолустного русского городка превратят их в груду ржавого металла, которая, как дешевая, стареющая проститутка будет переходить из рук в руки, пока не закончит свои дни на одной из городских свалок.
Вот уже последняя фигуристая «Тойота», блеснув хромированными литыми дисками семнадцатидюймовых колес, мягко опустилась на бетонный причал, поросший пучками ярко-зеленой травы, рядом с нервно лязгающими буферами платформами для контейнеров и боцман Кручинин скрестил руки над головой, что означало окончание выгрузки.
«Баста!» — крикнул коренастый докер заветное слово всех портовиков мира крановщику на башне железного «Ганца», изготовленного немецкими коммунистами для русских победителей в прошедшей войне на бывших заводах Круппа. Пожилой докер отстегнул замок крепления на колесах японки и, сняв желтую, пластиковую каску, отер рукавом грязной спецовки бугристый лоб, на который спадали седые кудри.
— Живут же люди, Санек, — пробасил он, обращаясь к вирамайнальщику на борту пассажира, — тут всю жизнь горбатишься за одну идею, а
такие красавицы, как эта, являются лишь во сне, да в кино за проклятых капиталистов. — Он осторожно провел грубой рукой по полированной поверхности лоснящегося кузова.
— Смотри не поцарапай своей клюкой полировку, — крикнул сверху Санек, потом вовек не расплатишься.
— Ничего, вот парторг визу мне подпишет, и я тоже пойду по золотому треугольнику: «Владивосток — Гонконг — Иокогама». Куплю носки с бисером, туфли лакировочки, костюм с отливом, вот такую «Тойоту» и махну со своей Танюхой через всю Россию, к себе на родину, в Азов.
— Ой, размечтался, жди, как же, подпишет, — незлобно хихикнул Санек, — такие пропивохи, как ты, здесь нужнее, и кирзачи с телогрейкой тебе больше подходят к твоему любимому «Уралу».
«И мне бы такую не помешало» — с досадой закусил губу Москвичев, но безнадежно махнул рукой и легкой походкой направился к проходной порта, где возле шлагбаума маячила одинокая фигурка девушки в белой куртке.
— Извини, Катюша, задержался, Сергей подхватил две увесистые сумки своей подружки. –
— Вижу, весь с лицо сменился, когда мимо тачек планировал, — девушка потеребила парню каштановый чуб, кокетливо свисающий до самых глаз, — не завидуй ты ему, у этого Смагина столько проблем, другому за всю жизнь не скопить.
«Может поэтому и завидую», — усмехнувшись, подумал Сергей, — тут одна, две навалятся, и то решить не можешь, а Игореха их разгребает, как хороший пловец в бурном житейском море и несется дальше к намеченной цели. Но, а если подумать, как не крутись, финиш-то у всех один! — Он посмотрел на Катерину, которая рылась в своей косметичке.
— Проверяю ключи, — улыбнулась она, вот они, — она подняла заветный ключик к влюбленным глазам своего приятеля, который со стороны был похож на невменяемого маразматика, случайно оказавшегося рядом с цветущей молодой девицей. В этот момент им обоим вспомнилась последняя ночь на пассажире, когда они лежали на широкой кровати, свившись ногами и руками в один, судорожно колышущийся клубок, в полумраке каюты, больше похожие на спарившихся змей.
Девушка судорожно глотала свежий, морской воздух, льющийся живительным потоком из открытого иллюминатора. Она, словно блестящая форель в руках опытного рыбака притихла в ожидании и, чтобы не спугнуть призрачное счастье, тихо прошептала риторический вопрос всех женщин мира, начиная от Адама и Евы: «Ты меня любишь?!»
Читать дальше