Чарльз Мартин - Где живет моя любовь [litres]

Когда я вышел из машины, Айра тут же чмокнула меня в щеку.

– Заходи, солнышко. Заходите все. Угощение будет готово через минуту.

Минут через десять она поставила на наш стол тарелки с дымящимся омлетом, крекерами, беконом, сыром и оладьями. Пока мы ели и разговаривали, я исподволь наблюдал за Мэгги и в который раз удивлялся тому, как она меняется буквально на глазах – настоящая женщина-хамелеон. Озабоченные морщинки в уголках глаз и на лбу почти разгладились, на щеках появился легкий румянец, и если верно, что человек надеется, пока живет, именно свет надежды я разглядел в глазах любимой.

Под столом Мэгги зацепила мою ногу своей и подтянула ее ближе к себе. Я коротко глянул на нее и кивнул. Этот жест сказал мне больше всяких слов.

Когда мы выходили из кафе, на противоположной стороне улицы я увидел мистера Картера, который, откинув задний борт, сидел в кузове своего пикапа и махал нам рукой. В руках он держал какое-то мохнатое существо с огромными болтающимися ушами и слишком длинными для крошечного тельца лапами. Существо дремало и издалека напоминало шоколадное пирожное.

Мы сошли с тротуара и двинулись через улицу. Мистер Картер выпрыгнул из кузова и двинулся нам навстречу. На середине дороги мы встретились, и он протянул щенка мне.

– Это сын Бэджера. Ему десять недель. – Мистер Картер причмокнул губами. – Чистокровный голубой крапчатый кунхаунд! Я пока никак его не назвал, думал – лучше ты сам это сделаешь.

Я поднес щенка к лицу, он проснулся и облизал мне щеки крошечным розовым язычком.

– Я назову его Блу Второй.

Мистер Картер кивнул и вытащил из заднего кармана брюк большой красный носовой платок.

– Хорошее имя, – одобрил он.

Наступил вечер среды. В последние три дня мы занимались малярными работами. Начав с кухни, мы выкрасили коридор и вскоре добрались до нашей спальни. Когда все в ней было готово, мы двинулись к детской, держа кисти и валик на изготовку, но на пороге остановились и переглянулись. Нам предстояло нечто по-настоящему серьезное, и ни один из нас не горел желанием взяться за дело немедленно. Гостиная и детская – с ними у нас были связаны слишком тяжелые воспоминания. К тому же мы оба помнили, какое сегодня число.

Я посмотрел на Мэгги, которая с непроницаемым лицом заглядывала в комнату.

– Сегодня мне что-то больше не хочется красить, – сказал я. – Я устал.

– Я тоже. – Она бросила кисть в ведерко.

Солнце село, древесные лягушки у реки завели свою вечернюю песнь, каролинские утки со свистом проносились над нашими головами словно миниатюрные истребители. Начинало темнеть. Затаив дыхание, мы с Мэгги смотрели на гигантскую, праздничную, как Рождество, луну, которая всплывала прямо перед нами, выставив сияющую серебристую макушку над вершинами далеких деревьев.

Потом мы долго сидели на крыльце и кормили Блу Второго последним арбузом с поля Старика Маккатчи. Арбуз Мэгги держала между ногами. Ее лицо, руки и обрезанные джинсы были красными от сока. Когда задувал легкий ветерок, размахрившиеся нитки на месте отреза колыхались, словно крошечные пальцы. Откусив огромный кусок, Мэгги долго жевала, потом откинулась назад, вытянула губы трубочкой и отправила с десяток арбузных семечек на дальний конец лужайки. Грязноватый способ, но эффектный и эффективный. Я всегда думал, что на такое способен только какой-нибудь кит с его фонтаном. И Мэгги.

Блестя в лунных лучах, влажные семечки пролетели футов пятнадцать и упали в траву, где уже лежало с полсотни их собратьев. Я сидел ниже Мэгги, поэтому меня тоже забрызгало, но я не возражал. Глядя туда, куда она целилась, я подумал, что месяца через четыре мы сможем перестать воровать арбузы у Маккатчи, поскольку совсем рядом с домом у нас появится собственная арбузная плантация.

Учитывая последние события, доктор Палмер предложил нам отложить начало гормональной терапии, но теперь, когда жизнь почти вошла в нормальную колею, он сам вызвал нас к себе на прием. Прием был назначен на завтра. Мэгги была не в особенном восторге, я – тоже, но в последнее время у нее снова начало портиться настроение, а я не знал, что предпринять. Наконец она заметила, как сильно меня пугает ее подавленность, и согласилась попринимать лекарства с месяц и посмотреть, что из этого выйдет.

От арбуза я всегда начинал бегать в туалет. Вернувшись на веранду после очередного похода в дом, я увидел, что Мэгги окидывает взглядом наше хлопковое поле, а на ее лице подсыхают арбузный сок и несколько капель белой краски. У ее ног лежало два аккуратно сложенных полотенца. Блу Второй, наевшись до отвала, дрых без задних ног под качелями.