Йожеф Балаж - Посреди земли

Я подхватила метлу и успела еще кое-как смахнуть куриный помет; дождь уже вовсю разошелся и прибил пыль, но никак не хотелось мне, чтобы нечистоты размокали во дворе. Куры уселись на насест, мне только и оставалось, что захлопнуть за ними клетушки. Потом я сменила воду в собачьей миске, хотя сегодня пес вполне мог бы напиться сточной воды, но уж такая у меня привычка — сполоснуть собачью плошку и налить на ночь свежего питья. Собаки во дворе не было видно, должно, рыскает где за огородами, ну, ничего, ненастье загонит ее в конуру. Я сполоснула руки в бетонной колоде под водостоком. Ливень забарабанил по крыше, зажурчал по водосточной трубе, выхлестывая наружу, — надо бы отремонтировать водосток, подумалось мне, да где найдешь мастера. Потому как желающих подрядиться на такую вот работу — мелкий ремонт, починку — днем с огнем не сыскать. Сколько раз я то одного, то другого просила зайти ко мне: знай плечами пожимают, даже кто победнее и те нос воротят, часа свободного, вишь ли, не могут выкроить. А вот денежки получить за здорово живешь охотников много развелось. Работящего человека, такого, кто с душой бы брался за дело, почитай что и не встретишь. Если и подрядится какой ловкач, тоже добра не жди. Приставит лестницу к стене, влезет на крышу, прокопается наверху с полчаса, молотком постучит для отвода глаз, и там, глядишь, он уж и слез, тащится на угол, пивком освежиться; обратно придет — в затылке почешет и задаток просит, хотя работы ни на грош не сделано, у всех известная песня — завтра, мол, доделаю. Так лестница и стоит у стены неделю, другую, пока сама ее не уберешь на место, а работничка ищи свищи — унесла нелегкая.

Я пододвинула кадку к водостоку; пока добралась до дома, на мне сухой нитки не осталось. Тьма сгустилась непроглядная, гром вдали погромыхивал; стояла ранняя осень, и дождь лил как из ведра, а все не по-летнему, не было в нем тепла, промозгло от него становилось, как в ноябре. Пожалуй, только раскаты грома да грозовые всполохи за горой и напоминали лето. Когда я захлопнула за собой дверь, гроза бушевала уже в саду. В доме полумрак. Одна из кошек прижалась к моим ногам, принялась ластиться; брысь, пошла прочь, — шуганула я ее, не ровен час наступишь еще тут на тебя в потемках. Ну, конечно, это пестрый котенок, он у меня самый ласковый. Котенок прочь никак отходить не желает, встал на задние лапки и ну скрести когтями о подол, возьми, мол, его на руки. — Ладно, ладно, — говорю ему, — подожди хоть, пока свет зажгу… — О девчонке я начисто позабыла, а она затаилась молчком и сидит у окна на табуретке.

— Чего ж ты сумерничаешь? — спрашиваю.

— Я не нашла выключатель.

— Да вот же он, на тебя глядит! — Обычно я пользуюсь только одной слабой лампочкой, пенсия по мужу невелика, вот и приходится экономить. — Вечер добрый, — сказала я, повернув выключатель. Зажигая свет, я всегда говорю «добрый вечер», даже если я в доме одна.

— Дождь какой… — Это девчонка мне. Сидит и сумку держит у ног, будто вот-вот уйти собирается.

— Дождь проливной! В этакую непогоду из дома не высунуться. Заночуешь у меня, постелю тебе на диване. Одна я теперь, сама знаешь, так что оставайся, живи у меня, сколько пожелаешь… Да отставь ты свой узел в сторонку!

Дождевые потоки бежали по стеклам, гроза все не унималась, ну да пусть ее гуляет вволю, со двора у меня все прибрано. Я присела у печки и выдвинула из-под низу ящик с дровами, наломала хворосту на растопку; тут и кошка-чернушка почуяла хозяйку, вылезла из своего угла, где козлиная шкура брошена, и с котенком на пару давай это возле меня круги выписывать, в руки тыкаться, мурлыкать, ластиться и о колени тереться. — Налито вам молоко, чего еще надобно? Только и знают, что есть просить… Эдит! — окликнула я девчонку. — Выдвини-ка из-под буфета миску кошачью, пусть полакают.

Она встала, но как-то неуверенно, будто и не знала, что такое буфет. Наклонилась, вытянула кошачью миску, а там, как я и думала, еще оставалась еда — хлеб, в молоко накрошенный, — кошка с котенком сей момент к миске повернули и принялись лакать. Я подсунула бумагу под хворост и зажгла растопку.

— Давай-ка и мы с тобой поедим. Супу осталось от обеда, и яичницу сейчас поджарю, — сказала я.

— Как у вас опрятно и порядок везде. — Эдит огляделась по сторонам. Она взяла с буфета начищенные до блеска медные весы с чашками и ступку. — Это мои старые знакомые, помню, как вы, тетя Веронка, их каждый раз бранили, когда чистили… — Пестик был подложен под ступку, господи, как давно я ею не пользовалась! А на весах я теперь хранила свои очки и разные коробочки с лекарствами. — А в ящичках что? — Она подошла к стенному шкафу, выдвинула поочередно ящики. Принюхалась. — Ванильный сахар! — Сунула палец в порошок, попробовала на вкус. — Он самый!..