Йожеф Балаж - Посреди земли

Глупость. Чушь какая. Этушка, верно, и сама это знает. Не может не знать. Неспроста же она сказала после долгих уговоров и увещеваний: «Я согласна».

Машин становится все больше и больше. Мужчина сильнее сжимает руль в руках, сбрасывает скорость. Не дай бог столкнешься с кем-нибудь. Что тогда будет? И денег-то мало, и языка ихнего не знаем, ничего… Как тогда домой вернешься.

Не надо бы им ехать. Одни заботы да волнения. Арендаши — те совсем другие. Винце еще в плену научился говорить не по-нашему. И всю-то жизнь свою крутился среди незнакомых людей, ему бы только раскатывать туда-сюда, бродяжничать. Они ему нисколько не завидовали, а все же поддались маленько, когда Винце стал их подначивать: «Ну, Имре, или Этушка не заслужила такую поездку? Заслужила ведь!» — «Да брось ты! Жила я себе без этого моря и дальше как-нибудь проживу». — «Э-э, не так все просто! Раньше у вас и денег не было, да и времени тоже. А теперь? И машина хорошая, и все…»

«А на кого сад бросишь, скотину?» — «Так ведь Имре свиней недавно продал, ну, а куры — им и сын может корм дать, да и за садом он присмотрит, раз уж на то дело пошло», — «Он и без того занят!» В это время сын как раз вернулся домой, и Арендаши сразу же взяли его в оборот. «Ну, наконец-то! Да все я сделаю, только решайтесь поскорее да поезжайте!» Выходит, и сын взял сторону Арендашей. Теперь вроде бы и сослаться было не на что. Волей-неволей пришлось рискнуть на поездку.

Чистая блажь все это. Зачем крестьянам море?

Женщина, крепко сжав губы, сидела молча и не отрывала глаз от чужого, незнакомого вида за окном. «Хоть бы разок один в горах побывать. Тишину горную послушать». Этушка никому и никогда не рассказывала об этой своей мечте. Но лелеяла ее упрямо, с верой, как впервые идущий к причастию свой обет. Она и сама не понимала почему, но мечтала больше о горах, чем о море. И то сказать, какой прок ей от этого моря? Купаться она все равно не будет. У нее ноги болят. Надо бы к горячим минеральным источникам поехать. Словом, о море она вовсе и не думала. Вот горы — дело другое. Там можно бы побыть совсем одной, ей это много раз снилось. Горным воздухом подышать, руку протянешь — облака.

— Картошку убирают, — теперь заговорил мужчина. Да! Каждому овощу свое время. Думал ли он когда-нибудь, что вот так, на своем автомобиле поедет отдыхать к морю. А еще надо бы спросить у Этушки, помнит ли она те первые их летние месяцы. Август сорок второго, сорок третьего, сорок четвертого? Да стоит ли расспрашивать ее? Дело прошлое, что о нем вспоминать. Теперь надо о чем-нибудь повеселее говорить, они отдыхать едут на море.

Женщина разглядывала поля, согнувшихся, копавшихся в земле людей. Они с Имре стояли во дворе, а телега была полна картошки — центнеров этак двадцать. Этушка улыбалась даже, пока муж открывал ворота. Потом внезапно подняла руку, словно защищаясь: «Господи Исусе!» Смотрела и не верила своим глазам, а потом кинулась перебирать картофель. «Господи, твоя воля!» — На глазах у нее выступили слезы. Мужчина ничего не сказал, провел лошадь в конюшню, напоил ее, задал корму. И после того уж подошел к телеге, облокотился о край. «Жук колорадский! Труха! — у женщины тряслась голова. — Всю как есть на выброс». — «Я тут ни при чем! Это, черт побери, земля такая!» Землю эту им выделил кооператив под приусадебный участок; уж как они ей радовались, шутка ли, больше хольда. Но из двадцати центнеров картошки пятнадцать оказалось порченой. Продать нельзя, разве что свиньям скормить. Женщина заплакала. «Не реви! Этим горю не поможешь!» В конце концов они принялись сортировать ее, раскладывая на три кучи: на продажу, для себя и свиньям. За работой не заметили, как стемнело.

— А здесь ведь крестьяне — единоличники, — заметил мужчина.

— Не агитировали их, что ли? И коллективизации, стало быть, не было?

— Стало быть, нет.

И снова оба замолчали. Они так и не знали, о чем говорить друг с другом. Хотя теперь бы в самый раз потолковать о том, о сем. Вспомнить жизнь свою с самого начала. Ведь они вместе и совсем одни. Сидят себе в красивом автомобиле и едут к морю, любоваться им едут. Свадебное путешествие. После тридцати лет совместной жизни. Поболтать бы надо, и время есть, ничем другим все равно ведь не займешься. «Этушка», «Имре». Слов этих было бы достаточно. Тридцать лет — срок немалый. Или просто дотронуться до ее руки. Чтобы почувствовала: здесь он, рядом. Но мужчина все крепче, судорожней сжимает руль, а руки женщины по-прежнему сложены на груди.