Борис Лурье - Дом Аниты

Альдо распростерт на паркете: из-под задранной, изорванной в клочья юбки виднеется то, что осталось от члена. Тана Луиза и Бет Симпсон лежат рядом, застыв во сне и стиснув в зубах куски оторванного орудия Альдо. Их одежда разодрана, а тела испачканы кровью Альдо, покрыты царапинами и укусами.

Ганс и Фриц валяются в луже мочи и кала и безмятежно, крепко спят, нежно обнявшись.

Появляется младенец Объекта Джуди. Девочка сидит возле маминой повозки, играет волосами Джуди и ее кожаными украшениями. Затем подбегает и начинает ласкать и щекотать Хозяек. Вытирает ладонями кровь, стекающую по обрубку члена Альдо, и пробует ее на вкус. Перепрыгивает Ганса и Фрица, поскальзывается и чуть не падает в лужу экскрементов. Наконец девочка дочиста вытирает ладони о свое белое платьице и флаг, который держит в руке {115} 115 Этот ребенок возникает ниоткуда — он назван «младенцем», но, вероятно, старше. Нигде не говорится, что Объект Джуди рожал, и ребенок больше не появляется. Лурье противопоставляет девочку разврату и насилию «операции-перформанса». Пока все спят, девочка переходит от одного человека к другому, трогает и даже пробует на вкус мерзкие выделения, словно они способны ее насытить. Вроде бы все прозрачно, пока Лурье не упоминает «флаг». Что за флаг? Представляет ли девочка некую нацию или в целом мерзость национализма, который в белых одеждах и с невинным видом танцует на цыпочках посреди бойни, что вершится его именем? .

Поздняя ночь. Немцы не спят в квартире наших слуг, штудируя Маркса и Энгельса. А я зорко дежурю на посту в прихожей. Тана Луиза и Бет Симпсон еще не вернулись.

Тана участвует в каком-то нечестивом бунте: она же из Латинской Америки, а там вечно полыхают восстания — к примеру, против нового Рима. Бет где-то напивается в стельку — возможно, в кантри-вестерн-баре. Ее типичная реакция на утрату заветного, свободного и дикого американского Фронтира {116} 116 Обе Хозяйки явно тоскуют по прежним временам у себя на родине. И Объект Джуди тоже можно отправить в «Иудею», то есть в Израиль. .

Меня освободили от всех прочих обязанностей по дому, чтобы я поскорее оправился. Так что есть время для анализа и глубокого погружения в самое мучительное и кошмарное занятие слуги — мыслительный процесс.

Мне не дает покоя узник концлагеря из кабинета Аниты. Поступил я паршиво и хуже того — паршиво поступив, получил удовольствие.

Я не просто трус, а наслаждаюсь тем, что я трус.

Нужно что-то сделать, любой ценой искупить вину. Я оставляю свой пост и захожу в прачечную.

Раздвигаю груды нестираной одежды и откапываю Джуди Стоун. Она, как обычно, в прострации. Дыхательная трубка давным-давно отвалилась. Никто не додумался поставить ее на место, хотя лишь с этой трубкой Джуди может дышать и есть.

Я бужу ее, и она бормочет зашитым ртом:

— Оставь меня в покое.

— Проснись, Джуди, — умоляю я. — Анита собирается тебя продать. Как произведение искусства. Поняла меня?

— Что-что? — шепчет она. Пытается заговорить, запинается. Потом разрывает стежки, выдирая клочья ниток вместе с мясом. — Поняла, — произносит она четко. — Спасибо, Бобби! Спасибо, Бобчик. Спасибо, братик.

Я приношу мокрую тряпку и осторожно промокаю разорванные губы. Бедная Джуди! Несколько зубов у нее загноилось. Она выплевывает парочку. Я приношу бутылку сладкого израильского вина — крепкого, домашнего. В Доме мы делаем из него сангрию.

Джуди жадно пьет. Вино стекает по подбородку на грудь в кожаном футляре.

— Бобчик, помоги мне содрать эту срань, — говорит Джуди, и глаза ее сверкают от прилива сил. — Сними с меня эту художественную херню!

Я бегу на кухню за ножом, возвращаюсь и срезаю замысловатые художества. Вместе мы разрываем в клочья корсаж и вообще весь ее кожаный футляр.

Поразительно, как Джуди вытягивает ноги, руки, двигается всем телом! Впервые за многие месяцы.

Я приношу ведро горячей воды, мыло и тщательно ее мою. Расстилаю чистые белые простыни и укладываю Джуди. Она лежит умиротворенная и довольная, словно только что родила. Я уже собираюсь уйти, и она просит снова ее спрятать. Я прорываю нору в грязном белье и тщательно прикрываю Джуди.

Возвращаюсь в квартиру слуг, ложусь на койку и закрываю глаза. Я исполнил свой долг.

Всегда приятно сделать то, что должен {117} 117 Бобби пошел против самой сути Дома и превратил Объект Джуди обратно в человека Джуди Стоун. «Узник концлагеря» (один из двух случаев, когда автор внятно осознает этот образ) тоже был человеком, превращенным во что-то другое — в «мусульманина», полумертвую игрушку Аниты, лишенную воли к жизни. . Но я не знаю, на что теперь способна Джуди. Удастся ли ей избежать продажи? Среди почетных израэлитов шансов у нее нет. Они тотчас на нее ополчатся. Можно слинять в Виллидж или Уильямсберг. Затеряться среди рабочих или хасидов.