Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Не совсем. В реабилитационном центре.

— В этой разноцветной коробке без окон? — удивился я.

— Если вы его так себе представляете.

— Но почему?

Облокотившись о стол, психолог подался вперед:

— Сначала вы лежали в больнице, затем вас транспортировали.

Транспортировали? В медицинском фургоне, что ли? Или в контейнере? Накачали снотворным, запихнули с подогнутыми ногами в контейнер и привезли сюда.

— Это для вашего же блага, — заверил Рыжов.

— Вы ошибаетесь, — сказал я. — Насколько мне известно, дистимия — это хроническая депрессия. Те факторы, которые вы перечислили, ко мне не относятся. Согласен с тем, что я мало ем, однако я всегда питался умеренно, не набивал брюхо первым, вторым и компотом. Мало сплю? Это издержки профессии. И вообще, люди с дистимией не справляются с такими нагрузками, с какими справляюсь я.

Пока я говорил, Рыжов сочувственно кивал.

— Как специалист с психологическим образованием, — сказал он, — вы знаете, что человеку свойственно искаженно воспринимать реальность. Пациенты запускают свое состояние, при этом внушая себе, будто всё у них под контролем. То же касается и вас.

С этими словами психолог вытащил из ящика стола и выложил передо мной ручку и анкету, начинавшуюся так:

Симптомы и ощущения:

Я чувствую подавленность

Никогда или крайне редко — 1

Иногда — 2

Часто — 3

Почти всегда или постоянно — 4

Я лучше всего чувствую себя утром

Никогда или крайне редко — 4

Иногда — 3

Часто — 2

Почти всегда или постоянно — 1

Я много плачу

Никогда или крайне редко — 1

Иногда — 2

Часто — 3

Почти всегда или постоянно — 4

По трем пунктам я все понял.

— Шкала Цунга для самооценки депрессии, — сказал я. — Вы хотите, чтобы я это заполнил?

— Для вашего блага.

— Не стоит. Во-первых, этот опросник не отражает положения вещей. Во-вторых, мне все равно известно, какие ответы нужны для правильного результата.

— Какие результаты вы считаете правильными?

— Которые подтвердят, что у меня нет депрессии.

— То есть вы готовы солгать, — сказал Рыжов, — лишь бы убедить меня, что не страдаете от депрессии?

— Вздор! Никто ни от чего не страдает. Имелось в виду, что шкала Цунга неэффективна. Так же как и шкалы Бека и Гамильтона. Уверяю, я полностью удовлетворен жизнью и своим местом в ней.

Рыжов вздохнул. Со стороны могло показаться, что отец, разочарованный выходками беспутного сына, в тысячный раз проявляет терпение и пробует миролюбиво вразумить отпрыска.

Психолог вытащил из кармана старый кнопочный телефон, нажал на несколько клавиш и приложил трубку к уху.

— Я жду, — сказал Рыжов кому-то на другом конце провода и вновь обратился ко мне: — Ваше поведение в Нертенггове идентифицирует вас как субъекта, который нуждается в квалифицированной помощи. В немедленной.

В дверь постучали. В кабинет ступил высокий мужчина в потасканном бежевом джемпере и молодежных узких джинсах. Седеющие волосы хранили полосы от расчески. Вошедший присел на кушетку напротив меня. В руке у него болтался серый холщовый мешок наподобие тех, где хранят картошку. Где-то я уже встречал этого типа.

— Стальвар Дмитриевич, вы вовремя, — сказал Рыжов.

— Рад удружить, Серпал Давидович!

В голосе вошедшего ощущалось нервное возбуждение.

Стальвар, Стальвар… Точно, это же учитель с тренинга! Он еще спрашивал о либеральном дискурсе. И глазки те же, оживленные. У него фамилия смешная. Колышкин или что-то вроде того.

— Как вы охарактеризуете страждущего, Стальвар Дмитриевич? — поинтересовался психолог.

— Любопытный случай!

— Подробнее, пожалуйста.

— В первый же вечер Максим Алексеевич выскочил из душа в коридор…

— Так это вы свет выключили? — воскликнул я.

— Максим Алексеевич, мы взрослые люди, — пожурил меня Рыжов. — Не будем перебивать друг друга. Пусть сначала выступит Стальвар Дмитриевич, а затем — вы. В гостинице установлены камеры. Они и засняли вас.

— Тогда камеры засняли и того, кто выключил мне свет.

— Свет никто не выключал. Вы резко выбежали в пустой коридор. А затем почему-то вернулись с телефоном и начали фотографировать.

— Хорошо, а как вы объясните…

— Максим Алексеевич! — Рыжов повысил интонацию — едва заметно, но достаточно, чтобы я запнулся. — Дайте слово Стальвару Дмитриевичу!

Значит, свет погас сам по себе. Это вероятно, особенно учитывая гостиничный сервис в Нертенггове. Где-то что-то замкнуло, лампочка перегорела и так далее. Тем не менее я отчетливо слышал стук в дверь. Слуховые галлюцинации?