Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Откуда вы его откопали? — спросил я.

— Вы что, Максим Алексеевич, замерзнете! Куда вы без верхней одежды выбежали? Не Сочи ведь.

— Вы в курсе, что у меня украли паспорт?

— Сейчас разберемся. Вам согреться нужно.

Мы поднялись в номер, где нас ждали знакомая сотрудница и администратор. У Рыжова в руках оказалась чашка чая, психолог протянул ее мне:

— Выпейте, иначе простудитесь мгновенно.

— У меня паспорт…

— Нашли ваш паспорт. И билеты тоже. Выпейте.

Я попробовал глоточек. Самый простой черный чай. Без трав, без сахара, без фруктовых добавок.

— До дна, чтобы не заболеть.

Я послушался и присел на кресло, чтобы яснее соображать. Все-таки меня помотало за эти дни, а без сна и машина не заводится, и кони дохнут…

Мысли путались.

Я стряхнул тяжесть с головы. Тяжесть не стряхивалась.

— Вы в порядке, Максим Алексеевич?

Рука потянулась за глазными каплями и упала на полпути. На лицо мне сполз плед, и свет едва пробивался через сиреневую накидку. Кто-то выключил свет.

— Максим Алексеевич? Максим Але…

Потолок едва держался на хлипких стенах. Когда Рыжов покидал меня, потолок приближался. Его создали с единственной целью — вжать меня в кровать, сровнять с простыней. С наступлением темноты на потолке зажигалась надпись: «Всё действительное разумно». Днем слова сливались с известкой, притворялись несуществующими.

— Пейте. — Рыжов протянул мне бутылку с пивом. — Вам согреться нужно. Сейчас разберемся.

Из-за его спины выплыла аптекарша. Ее губы горели, нарисованные помадой очки усиливали зрение во сто крат.

— Если вы сетчатку повредите, кто предъявит паспорт? — прокаркала аптекарша. — Мне вас с полицией искать, что ли?

Рыжов прикрикнул на нее и ласково накрыл меня запасным одеялом. На лицо навалилась подушка из чугуна. Чугун отливали в Нертенггове, на металлургическом комбинате, в специальной печи для меня. Металл хранил аромат парфюма.

Лишенный зубов Август Анатольевич в черных перчатках склонился надо мной и коснулся лба.

— Напрочь игнорирует медитацию, — посетовал шеф. — Роняет рейтинги. Пора на ремонт.

— Да он только запугивает. — Наташа закурила. — Я выращиваю табак в Казахстане, а он такси вызвать не может.

— Дела-а-а… — протянул Август Анатольевич.

Наташа сощурила глаза, вгляделась в слова на потолке. Последовал прыжок к моей кровати, и тлеющий окурок очутился у меня под рубашкой. Чиркнула зажигалка, постель загорелась.

— Ты его подпалишь! — произнес Андрей.

— Все равно люди для него ничего не значат, — сказала Наташа и затушила второй окурок о мой лоб.

Я прижал пылающие ладони к глазам. Что угодно, только не глаза. Под моими ногтями запеклась кровь. Кровь въелась в кожу, я напрасно отмывал ее бурбоном и сдирал коросту. Обнаженная медсестра пряталась за изголовьем, хихикая в кулачок.

— Что вы опять разлили, Максим Алексеевич? — пожурил меня Рыжов, точно ребенка. — Опять придется в «Инстаграм» выкладывать. Выпейте чаю, согреетесь. Вот так.

— Вы от нас не убежите! — воскликнула репортерша.

На потолке ползли поезда по маршруту, напоминающему букву «п». Вагоны каскадом сыпались на меня. Пузырьки с лекарством выпрыгивали из вагонов и разбивались об одеяло, ни один не удалось поймать. Руки привязали к кровати, поэтому пальцы бегали по отдельности и мало соображали без кисти. Кисть скрепляет пальцы, как я раньше не догадался.

— Пейте же! — приказал Рыжов. — Пейте!

— Главное — это паспорт, — сказал Август Анатольевич.

На потолке зажегся телевизор. Мэр Каменский в прямом эфире переломил напополам карандаш и произнес на камеру: «Главное — это люди. Величайшее счастье — не считать себя особенным, а быть как все люди. Тренинги бессмысленны. Они лишь соблазняют вас».

Изображение погасло, Каменский удалился в тень изобретать законы. В углу по всем правилам припарковался таксист Сергей и включил музыку. Что-то бодрое, отважное, под такое идут на амбразуру.

— Пусть поднимут руки те, кто идет на амбразуру! — выпалил Рыжов. — Пусть почешут роговицу те, у кого нет билетов!

Сергей подъехал ко мне, посигналил, опустил окно и сказал:

— Максим Алексеевич, родной! Для вас что-нибудь значат люди? Если не значат, меня же уволят. Как я расскажу вам о городе, если меня выгонят?

— Молчите, ради всего святого, — дуновением отогнал шофера Август Алексеевич. — В больнице четырнадцать этажей, куда он денется? Ее же не комсомольцы строили.