Мишель Уэльбек - Серотонин

Заинтересует, что я и подтвердил ему с точно отмеренной долей профессионализма и энтузиазма. Мне сразу пришла в голову одна идея, и я решил, что неплохо будет поделиться ею с ним: многие американцы – ну не факт, что многие, скажем, просто американцы – ежегодно посещают пляжи Высадки союзников, где члены их семей, а иногда даже отцы пали смертью храбрых. Мы, разумеется, не собираемся прерывать траурную церемонию или устраивать дегустацию сыров у входа на военные кладбища, но все равно рано или поздно все сядут есть, так вот, уверен ли он, что нормандские сыры в должной мере эксплуатируют такого рода туризм по памятным местам? Он пришел в восторг: вот именно такие мероприятия и следует реализовать, и вообще креативный подход к работе никто не отменял; нам вряд ли удастся достичь в ближайшее время синергии, которая позволила развить виноградарство Шампани с помощью французской индустрии роскоши: вы можете представить себе Жизель Бюндхен, дегустирующую ливаро (притом что она вполне смотрится с бокалом Moet & Chandon )? В общем, у меня будет практически карт-бланш, он не позволит себе сдерживать творческий полет моей мысли, ведь и в «Монсанто» мне наверняка пришлось нелегко (на самом деле я там особо не перетруждался, аргументы этого производителя семян были на удивление просты: без ГМО у нас не хватит средств прокормить население планеты, численность которого неуклонно растет; иными словами – либо «Монсанто», либо голод). В общем, выходя из его офиса, я понимал, что, судя по тому, что он говорил о моей службе в «Монсанто» в прошедшем времени, меня приняли.

Со мной заключили контракт с первого января 2001 года. Прожив несколько недель в отеле, я снял симпатичный домик на отшибе, среди холмов, пастбищ и рощ, в двух километрах от деревни Клеси, гордо носящей немного завышенное звание «столицы Нормандской Швейцарии». Это был действительно замечательный фахверковый домик: большая гостиная, пол которой выложен терракотовой плиткой, три спальни с паркетом и рабочий кабинет. Пристройка, где раньше находилась давильня, вполне могла служить гостевым домиком; там было установлено центральное отопление.

Дом был замечательный, я почувствовал, что владелец, скрюченный старичок лет семидесяти пяти – восьмидесяти, который принял меня, очень любит его и содержит в чистоте и порядке, он сразу признался, что хорошо тут пожил, но теперь, увы, нуждается в регулярной медицинской помощи, медсестра должна приходить к нему как минимум три раза в неделю, а в период обострения вообще каждый день, поэтому разумнее в его положении жить в городе, впрочем, ему еще повезло, у него очень заботливые дети, дочка вот настояла на том, чтобы лично выбрать ему медсестру, а это дорогого стоит, учитывая, что сейчас творится, вот уж повезло так повезло, я был с ним полностью согласен, только после смерти жены все уже не так, как было, и, как было, уже не будет никогда, он, само собой, человек верующий, и вариант самоубийства даже не рассматривает, но порой ему кажется, что Господь Бог почему-то канителится и не призывает его к себе, хотя в его-то годы зачем ему вот это все, я следовал за ним по дому со слезами на глазах.

Дом был замечательный, но жить в нем мне предстояло одному. На предложение переехать в нормандскую деревню Клер ответила категорическим отказом. Поначалу я даже собирался подсказать ей, что оттуда можно «ездить в Париж на кастинги», но тут же осознал всю нелепость этой затеи, она набирала в среднем по десять кастингов в неделю, какой смысл переезжать в деревню, это стало бы для нее самоубийством в карьерном плане, но ведь не так уж страшно самоубить то, что и так уже мертво. Вот что я подумал в глубине души, но сказать вслух, конечно, не отважился, во всяком случае, не так вот в лоб, а как такое скажешь не в лоб? Ни к какому решению я так и не пришел.

Тогда мы договорились, на первый взгляд вполне разумно, что я буду приезжать в Париж на выходные, не исключено даже, что у нас возникла обоюдная иллюзия, что еженедельные встречи и расставания вдохнут новую энергию в наши отношения, а уикенды превратятся в торжество любви, ну и так далее.

Мы с Клер, в общем, не расстались, во всяком случае, не расстались окончательно и бесповоротно. Подумаешь, дело – сесть в прямой поезд Кан – Париж и через два часа с чем-то быть на месте, но так случилось, что я садился в него все реже и реже, сначала под тем предлогом, что у меня аврал на работе, потом вообще не утруждая себя предлогами, а через несколько месяцев все и так стало ясно. В глубине души я не терял надежды, что Клер переедет ко мне, бросит свое сомнительное актерское поприще и согласится стать просто моей женой. Несколько раз я посылал ей фотографии дома, сделанные в хорошую погоду, с широко распахнутыми окнами и видом на рощи и луга, сейчас даже вспоминать об этом стыдно.