Голгофский вздыхает.
— Чем занимался лично Изюмин? — спрашивает он.
— Общим руководством. Лично он курировал только гендерную идеологию, это было его хобби. Все эти уборные для третьего пола и новые гендерные местоимения были разработаны майором Соней Козловской, его главной консультанткой и экспертом. Она выросла на Манхэттене и с молоком матерей…
— Понятно, — говорит Голгофский, — понятно. Я имею в виду не это, а стратегические направления.
В.С. улыбается недогадливости собеседника.
— Это они и были. Но если вы в олдскульном смысле… Изюмин, конечно, изо всех сил стремился нарушить американскую социальную гармонию и противопоставить один процент, которому принадлежит Америка, остальным девяноста девяти. Он мечтал стравить между собой Джефа, так сказать, Безоса — и тех, кто пашет на него, питаясь на продовольственные талоны.
Голгофский поднимает бровь.
— Вы правда полагали, что у вас такое выгорит?
— Сперва задача казалась невыполнимой, — кивает В.С. — Но на это были брошены огромные интеллектуальные ресурсы. Если мне не изменяет память, сожгли около семнадцати тысяч индюшек. И если вы проанализируете настроения современных американцев, вы увидите, что диверсия удалась.
— А расовые вопросы? — спрашивает Голгофский. — Сеяли расовую рознь?
— Это было запланировано главным образом на будущее.
— Как именно?
— Изюмин собирался ввести race fluidity. Расовую подвижность, если по-русски. Логика его, надо сказать, была безупречна. Он рассуждал так — гендерную подвижность мы уже внедрили. Но если можно быть мужчиной в теле женщины, почему нельзя быть негром или индейцем в белом туловище, и наоборот? Особенно если это несет социальную выгоду? У них такое уже вовсю практикуют разные сенаторши, но мэйнстримом это пока не стало. Изюмин хотел, чтобы выбор осуществлял сам человек в детстве, пересматривал его в любое время, и это право стало таким же незыблемым, как право на выбор гендера. Изюмин полагал, что остатки здравого смысла в американском массовом сознании после этого окончательно сойдут на нет.
Голгофский мрачно кивает.
— А как у вас проходил рабочий процесс?
— Это надо было видеть. Летом Изюмин возлежал во внутреннем дворе под тентом — там до сих пор столбики торчат, помните?
Голгофский не помнит — он видел двор только мельком.
— А на чем Изюмин возлежал?
— На футоне или на коврах с подушками. Когда было жарко, ему стелили прямо на траве. Все время пил чай с ликерами — у него была любимая чайная доска из красного дерева, которую адъютант всюду за ним носил. Одевался он чаще всего в китайский халат из маскировочного шелка…
— Простите?
— Ну, очень качественный шелк, а рисунок на нем — не цветы и птички, как обычно, а цифровой камуфляж. И генеральские погоны на плечах… У него еще седая бородка была и длинные седые волосы. Все вместе весьма впечатляло. Обслуживающий персонал, не знавший, что он и правда генерал, часто принимал его за фрика.
— Возлежал, — повторяет Голгофский. — Он что, лежа отдавал приказы?
— Это не было похоже на приказы и вообще на военный стиль руководства. Его помощники и консультанты обычно садились на подушках вокруг, а он… Как бы это сказать, думал вслух. Разглагольствовал. И в процессе этого расслабленного разговора рождались проекты новых химер.
— Например?
В.С. задумывается, вспоминая — и на его губах появляется улыбка.
— Вот, например, хорошо помню один вечер. Изюмин сначала долго слушал китайскую музыку. Пекинскую оперу, если не ошибаюсь. Что-то про любовь, как он объяснял — а по мне, словно мартышку ножовкой пилят. А потом говорит: пацаны, а почему бы нам немного не подправить американскую сексуальность? Его спрашивают — как, еще? Куда же дальше? А он говорит — есть куда, есть.
В.С. замолкает. Видно, что воспоминание ему приятно.
— И куда же? — спрашивает Голгофский. — Какая была идея?
— Идея была такая — известно, что по статистике женщина испытывает оргазм в основном от стимуляции клитора. А все эти легенды про внутренний G-spot — уловка маркетологов, создающих рыночную нишу для новых электромастурбаторов. Вот Изюмин и говорит — надо, мол, открыть американским активисткам глаза на то, что женщине в принципе неприятно и мерзко, когда мужчина пихает в нее эту свою волосатую гадость, и последние сто тысяч лет она терпит и мучается исключительно из-за своего бесправного положения.
— А что он планировал предложить взамен?
Читать дальше