— Простите, уважаемый Бальзамин, вы Федора не видали?! — спросил я, стараясь придать своему голосу командирские нотки.
— Леонтий! — вместо ответа крикнул разговорчивый толстяк.
В комнату ввалился один из тех низколобых здоровяков, которые утром не пустили меня на прием. Он застыл в дверях и в почтении склонил усы:
— Слушаю вас, господин Агамемнон.
— Вы кто? — спросил я.
— Леонтий Огрызко, господин Агамемнон, первый начальник службы безопасности при господине Катерпиллере. Жду ваших распоряжений.
— Милый господин Агамемнон, — ласково встрял толстый мумификатор, — советую вам оставить Леонтия на его должности. Его преданности нет предела. В нашем городе все знают, что Огрызко служит не народу, а лишь своему повелителю, понимаешь… Очень, понимаешь, ценное качество. И главное, редкое… понимаешь. А Лаврентия Охапко, второго начальника, понимаешь, можете уволить. Он, понимаешь, интриган…
Я кивнул усами:
— Вы утверждены, господин Огрызко. И передайте господину Охапко, что с ним я встречусь на следующей неделе. А пока он тоже в должности… Пока.
Усы здоровяка довольно дрогнули, и он в знак почтения осторожно их склонил к полу.
— Что прикажете, хозяин?
— Леонтий, найдите мне Федора. И приведите сюда, — приказал я и, не прошло и секунды, как Огрызко исчез из моего поля зрения, а минуту спустя он уже стоял в комнате, держа распорядителя за усы одной из своих мощных лап. Как грубо, клоп его дери!
Бедный Федя трепыхался, как окунь на крючке рыболова, но оскорбление сносил молча и пытался даже в таком положении выглядеть достойно. Видать, привык к изуверскому обращению.
— Леонтий, — вздохнул я, — отпустите его на землю. Я ж просил найти и привести, а не тащить господина распорядителя за усы.
— Ошибку понял и совету внял, — отчеканил здоровяк. — В следующий раз буду внимательней. Жду дальнейших распоряжений, хозяин.
— Пока отдыхайте, но будьте неподалеку и начеку, — отпустил я Леонтия.
— Есть, хозяин! Отдыхать неподалеку начеку!
А я уже обращался к Федору:
— Господин распорядитель, есть ли тут уединенное место, в котором мы могли бы переговорить с глазу на глаз?
— О, конечно, господин Агамемнон. Простите, а как вас по имени-отчеству?
— Мы царского рода, — пошутил я, — но не очень гордого. Поэтому зовите меня просто — «ваше величество, достопочтенный Агамемнон».
Федя шутки про царское происхождение, видать, не понял, поэтому мои слова имели на него действие сравнимое разве что с электрошоком. Он сразу как-то согнулся, скрючился даже и боязливо пролепетал:
— В-ваше в-величество, что изволите?
— Оттайте, Федор, — похлопал я его по спине. — Мне нужно с вами поговорить… Наедине.
— Слушаюсь, ваше величество, прошу вас следовать за мной… Простите.
Он явно оказался не в своей тарелке, все боялся обидеть меня неверно подобранным словом. И вот еще что я подметил: раньше, не задумываясь о руководящих постах, я жил себе и мечтал, искал удовольствий, жаждал познания и новых развлечений, в общем, мыслил свободными категориями… А теперь, когда я вкусил пока ещё скудные, но уже сладкие плоды власти, меня начало заносить. Появились какие-то гадкие нотки в голосе, какие-то хозяйские интонации, будто стал ваш покорный слуга пупом Земли, ну никак не меньше.
Нет, надо, пока не стало поздно, себя остановить. А то превратишься в тирана и закончишь свою жизнь в глухой темнице или, еще хуже… от яда завистников.
Пробравшись по какому-то узкому темному коридорчику, ведущему из боковой стены Катерпиллерова кабинета круто вверх, мы с Федей оказались в небольшом светлом помещении. Лучик зимнего солнца проникал сюда вместе с пронизывающим морозным воздухом сквозь тонюсенькую трещинку.
— Мы на внешней стороне дома, — сказал Федор, — этот кабинетик устроил я, чтобы в покои хозяина проникал свежий воздух. Что-то типа вентиляционной шахты. Ваше величество…
— Федя, я пошутил насчет царского рода, — перебил я распорядителя. — Зовите меня просто Агамемнон. Хорошо?
— Хорошо, господин Агамемнон, — улыбнулся, наконец, Федор.
— Можно и без господина. То, что Семен Обусловович назначил меня свои преемником, ни в коем случае не должно ставить нас на разные ступеньки иерархической лестницы, — попытался я доходчиво объяснить введение режима демократии. — Просто он почувствовал гибкость моего природного ума и нестандартность мышления. Понимаете, Федор, есть тараканы-исполнители и тараканы-генераторы идей. Последних не так уж и много. Поверьте, я не хочу, чтобы наш народ жил плохо, просто мне кажется, что у вас в семье с творчеством не все в порядке. Надо таланты искать и давать им больше свободы… А плесень, извиняюсь, и клопов заставить собирать можно.
Читать дальше