Алексей Баев - Введение в человечность [СИ]

— Потому что мы разносчики заразы, так? Триппер ползучий?

— Нет, — рассмеялся Василий и тут же прикрыл ладошкой рот, чтобы не разбудить Олега, — кто тебе такую чушь сказал? Что за выражение, Агамемнон?

— Так Петр Антонович, твой отец, нас называет, — ответил я.

— Это он в сердцах, — сказал Вася. — Батя, как на пенсию вышел, сам не свой стал. Все не знает, к чему руки приложить. Да и матушка тоже… Вот за вашего брата и взялись. Хоть какой-то смысл в жизни появился. Мизерный, но, все-таки.

— Да я понимаю. Потому и не обижаюсь, — кивнул я усами и напомнил Васе о его обещании. — Ты собирался рассказать, за что люди тараканов не любят.

— А, да… точно. Так вот, мы… они… короче, люди не любят тараканов из-за того, что вы, на их взгляд, обезличены. Понимаешь, каждый человек обладает индивидуальной внешностью, собственной манерой общения, какими-то особенностями, а вы для нас все на одно лицо. Бегаете под ногами, толпитесь, снуете туда-сюда, создавая хаос…

— Мы хаос не создаем! — вступился я за свое племя.

— Теперь-то я знаю! — ответил Василий на мою гневную реплику. — Я про людей в целом говорю, слушай. Вы для нас безликая толпа, снующая под ногами и не приносящая никакой пользы. Мы, люди, работаем, те же собаки дом охраняют, коровы молоко дают, коты мышей ловят или эту… как там ее?… биоэнергетику оздоравливают. А вы? Человек так устроен, что признает право на существование только тех, кто приносит ему пользу. Как сформировавшийся земной вид живем мы не одну сотню тысяч лет, а все понять не можем, что кто-то иной хочет существовать просто так, для себя, для своего рода, не принося человечеству ровным счетом никакой выгоды. Понимаешь? Люди по своей природе жуткие эгоцентристы, и внушить, что не вокруг них Вселенная вертится, им не так уж, поверь мне, легко. Мы только на словах признаем высшие силы, на деле же мало кто в их существование верит. Так что в реалиях искомая тобою человечность — это миф, блеф и просто хрень на постном масле… Называй, как хочешь. На самом деле стоит подумать о таком понятии, как терпимость. Я, кстати, только сейчас, из разговора с тобой это понял и даже прочувствовал. Знаешь, как я раньше тараканов не любил?!

— За что? — я воспринимал все буквально.

— А ни за что! Я ж сказал уже. Просто вы мне были противны. Думал, грязная мразь… И про общую точку зрения людей о нелюбви к вам я только что рассказал. И, поверь, я еще недавно не был среди них исключением. Да и Кабаков… Все инсектоспикер… и ты, конечно.

— Да, Василий, интересно… — покачал я усами. — Но знаешь, я на Бога не обижаюсь. Мне очень даже комфортно быть тараканом. Как думаешь, стань я человеком, меня б в Президенты выбрали?

— Нет, — покачал головой Ферзиков, — тебя б в психушку упекли вместе с твоими гуманистическими идеалами. И меня с тобой вместе, если б только мы вместе остались… Слишком уж ты открытый и бесхитростный, искренний и откровенный. Среди людей таких не любят, называют белыми воронами. Поэтому сиди-ка ты, брат, в своей шкуре и радуйся, что все у тебя получается, что исполнение мечты не за горами… Ау-у, — Василий смачно зевнул, — а теперь давай спать. Завтра Москву смотреть пойдем. Я хочу тебе Кремль показать. А утром, незадолго до прибытия, мимо Останкинской башни проезжать будем, в окно смотри, Муше своей расскажешь…

— Спокойной ночи, Вася, — попрощался я и полез в свою «Путинку». Остановившись в самом начале горлышка, я обернулся: — И спасибо тебе за разъяснение.

— Не за что, — улыбнулся мой лучший друг, — пользуйтесь, господин Агамемнон… Если пригодится…

В ту ночь мне снова снился сон про то, как я превратился в белую лошадь. Только кончался он по-другому: большой узкоглазый друг Ыумгырбеков не смог справиться со смерчем, и тот меня поднял в небо…

…а когда я, больно ударившись, упал на землю, у меня осталось только две ноги. И те — человеческие. Лежал я на какой-то незнакомой круглой площади на пурпурном снегу абсолютно голый посреди ярко-красных домов и такого же цвета деревьев…

Останкинская башня, похожая на гигантский шприц, протыкала своей тонкой иглой густые бело-серые небеса, произвела на меня сильное впечатление. Правда о ней я почти сразу, как только вышли на перрон, забыл. На улице стоял такой трескучий мороз, что Вася быстренько спрятал мою «Путинку» во внутренний карман меховой куртки, и они с Олегом быстрым шагом направились к зданию вокзала.

Там, войдя в подземный переход, меня снова вытащили наружу. Вокруг копошилась безликая толпа. Почему-то мне стало смешно, и я вспомнил, как Ферзиков вчера называл людей тараканами. Действительно, если не брать в расчет размеры тел, сходство на лицо. Тем не менее, хаоса в этом на первый взгляд беспорядочном движении совсем не чувствовалось. Наверное, потому, что все стремились к своей маленькой сиюминутной цели и твердо знали маршрут, который к ней ведет.