Варвара Еналь - Птица и охотник [litres]

Нок быстро кивнула, опустила глаза и сложила ладони на груди.

– Прекрати мотать головой, я же не ваша мама Мабуса, – сморщился Ог. – Давай сразу договоримся: вы не киваете мне, не прячете глаза, не называете меня господином. – Его голос звучал лениво, словно нехотя. Точно слова были серебряными монетами, которые он доставал из кошелька. – Я не принесу вас в жертву химаям, и даже Ежа не принесу, который достался в придачу. Никого не принесу в жертву. И не требую отдавать мне любовь прямо тут, у костра, ночью, в дороге. Я не колдую и не убиваю детей. Потому не дрожите, не говорите глупости и не ведите себя как последние дураки. И чему вас только учила ваша мама Мабуса? – Ог устало мотнул головой и уселся у костра. – Садись, девочка, что стоишь.

Еж резко сдвинулся на край одеяла, в темноту. Нок села рядом с ним и не сразу поняла, что ей теперь делать. Смотреть на хозяина или не смотреть? Поклониться или не поклониться? Кроме того было интересно, откуда он знает все их мысли и страхи?

Ог вдруг усмехнулся, подкинул в огонь еще веток и сказал:

– Вот что еще хотел сказать. Меня вполне устраивают имена Ежа и Травки. Но мне не нравится прозвище храмовой проститутки. Я не стану называть тебя Нок. Придумаем тебе другое имя. Ты будешь называться… – он с улыбкой посмотрел на Нок, прищурил глаза и продолжил: – ты будешь называться Птицей. Вполне хорошо звучит. Еж, Травка и Птица. Отличная компания. Осталось вот только понять…

Ог стянул с одной ноги сапог, поставил в стороне, еще раз глянул на Нок и снова заговорил:

– Осталось только понять, за кем из вас приходили химаи. Эти твари охотятся на магов. Только на магов. Те кости, что вы видели на валунах, – это мертвецы Речных людей. Речные люди верят, что химаи проводят умерших в мир Невидимых, потому приносят сюда своих воинов, погибших в битвах, чтобы животные провезли храбрецов на себе. Поверье у них такое. Как по мне, так полная глупость, но люди любят свои глупости. С этим ничего не поделать.

Ог принялся за другой сапог, стянул его, кинул в сторону первого, после встал и расстелил на земле плащ. Растянулся на нем и велел:

– Все, ложитесь и спите.

– Химаи приходят за магами? – вдруг шепотом спросил из темноты Еж.

– Только за магами.

– Так ведь это ты маг. Мы же не маги, – храбро ответил мальчишка.

Нок молчала, все так же сидя на краю застеленного одеялом валежника.

– Я тоже не маг, – ответил Ог, – но хватит болтать. Птица, ты тоже ложись и спи.

Вот так просто – раз и дал ей новой прозвище. А ведь новое имя девочке Нок дают только после первой ночи любви. Первый мужчина получает право сделать это. Теперь что получается? У Нок есть имя, а первого мужчины не было?

И слова Ога о храмовых проститутках… Так называют жриц только Железные рыцари, об этом не раз рассказывали торговцы, приходящие в Корабельный двор пропустить рюмочку-другую стылой и отведать жаренной на углях рыбы. Значит, Ог из земель Железных рыцарей? А вдруг он один из них?

Беспокойные думы одолевали девушку. Новое прозвище казалось непривычным, чужим и неудобным, точно седло лошади, на котором пришлось трястись весь день. А собственное будущее и вовсе перестало существовать. Вместо понятного представления о том, кто она такая и кем должна стать, пришли пустота и непонимание. Теперь не осталось ничего – ни браслетов, ни стремления к чему-то, ни желания чего-то достичь. Ведь достигать теперь нечего.

Ничего у нее нет. Ни будущего, ни прошлого. Есть темнота, жаркие угли догорающего костра, широкий круг и рычащие химаи вокруг этого круга. И есть страшный Незнакомец, круто изменивший жизнь Нок, точнее, уже Птицы. Что теперь ей со всем этим делать?

Утром небо окутало землю густым белым молоком, которое скрыло от глаз вершины валунов и просочилось сквозь ветви кустов до самой травы. Проснувшаяся малышка удивленно пыталась поймать это молоко в кулак, протягивала руку и сжимала ладошку. Морщила нос и смешно шевелила коричневыми пальчиками. Невесомый молочный туман бесшумно обтекал Травку, спящего Ежа и открывшую глаза Птицу.

Девочка подобные игры любила. Могла часами перебирать камешки у порога хижины или раскладывать по длине сорванные стебли цветов. Вот и сейчас она сосредоточенно протягивала ладонь и ловила, ловила то, что поймать никак нельзя. Неудачи ее не смущали. И можно спокойно оставить ее сидеть на одеяле несколько часов – пока белое молоко, сползшее с неба, будет лежать на земле, Травка никуда не денется.