Таисья Пьянкова - Таёжная кладовая. Сибирские сказы [litres]

– Ну, чо вылеживаешься?! – совсем осмелела Санька. – Поднимайся давай! Накуражилась над добрыми людьми – хватит! Мы тебя сейчас на расправу, в деревню поведём. Всё расскажем! Наш народ не такой уж дурак, чтобы не понять твоего злонамерения. Он с тобой чикаться не станет…

Пелену ведьминой сонливости одним хлопком ресниц так и смахнуло с жёлтых зрачков. В страхе Явлена уставилась на чумазую, голопятую грозницу, да и взялась вдруг терять человеческую окраску. Потом нос её полностью завалился под кожу плоского лица, ресницы да косы Андронины развеялись в дым, тонкой ниточкой растянулись губы, на боковинах набухшей шеи зашевелились жаберные решётки…

Санька уже видела такие страхи…

Однако ведьма начала медленно подниматься с постели, растопыривая руки, начала пыхтеть – пугать. Но и эти фокусы не прошли. Санька не то чтобы рассмеялась, а так – фыркнула. Нашла, дескать, чем меня взять. Тогда лысая нечисть трубою распахнула рот – собралась, видно, сказать что-то. Но в этот миг грянул такой раскат грома, что, спасибо, ноги Санькины не подкосились! Гром тут же перешёл в скрежет, треск, вой, свист…

Куда там вытерпеть!

Девчонка в ошейнике своем в три голоса заорала и о ведьме забыла – спасаться понеслась…

Было похоже, что по дьявольскому логову резануло такой молнией, которая расхватила его стены на несколько частей и теперь болотная тяжесть доламывает всё остальное. Она сопит от натуги, стонет и охает, ползёт во все щели, ломает преграды и вот-вот поймает Саньку за голые пятки…

Покуда голопятая на крыльях ужаса взлетала вверх, она не соображала, что же творится на самом деле, а когда увидела болото в прежнем покое, тут и вспомнила, как ведьма говорила Шайтану, что земные нервы не вынесли бы голоса её однородцев.

Ах, вот она штука-то какая!

Это ж лысая нечисть из утробы своей поганой такую грозу выпустила. Решила её сразить наповал. Кого? Саньку? Выдергу?! Хотя понятно: где ведьме было знать, что Санькины голопятые ноги уже не раз и не два выносили хозяйку из неминуемой беды…

Санька замолчала, обернулась на ведьму, которая со ртом трубою взбегала на сходящиеся клинья настила, велела ей строго:

– Заткнись ты, полоротая!

Ведьма захлопнула свою трубу, да, знать, не по Санькиному велению. Ей, должно быть, самой надоела её сатанинская песня. Понятным это стало потому, что Явлена не остановилась на её приказ. Она прямиком, через сомкнутый настил, направилась до растерянной Саньки, полная намерения овладеть своим добром. На неё больше не действовали никакие сторонние веления. И в страшной улыбке чувствовалась полная уверенность, что неволя не грозит ей. Потому и наступала она неторопко, с ленцою победителя…

Затянула сатана своё удовольствие, перемедлила…

К той поре, как дошлепать ей до края настила да протянуть к Саньке длиннопалые руки, та уже успела всё для себя решить – будь что будет! И нет, чтобы попятиться от насильницы в кусты, Санька прыгнула вперёд, сшибла ведьму на площадку и… наугад, быстро-быстро, стала нажимать на самоцветы проклятого ошейника…

Ой, что тогда завязалось на болоте! Какая потеха поднялась!

Налетела на зыбуны чёртова свадьба! Ветрище! Грязища! Дождище! А темнища! А вместе с туманом закрутило над топью повыдерганные с корнями кусты, деревья… Да крики в темноте, да вой нестерпимый, да хрип… Господи!

Вот натворила девка беды!

Явлену оторвало от настила и уволокло куда-то в самую гущу, вцепиться не во что! И чует Санька – поднимает её над зыбунами…

Крутануло девку над болотом, дало в бок волною шального ветра, зацепило за что-то подолом, рвануло, дальше понесло, а там и шмякнуло о тряское место. Да, слава Богу, что срослый пласт моховины только сильно спружинил, но не продрался – выдюжил. Лишь полная люлька насочилась воды и окупнуло Саньку с головой.

Да это уже разве беда?

Утро-то не октябрьское – июльское. Остуды девка никакой не подхватила. Особенно-то даже и не заметила она своей купели – задивилась на то, что над нею голубеет бестуманное небо, а где-то рядком, в знакомых камышах, покрикивает суетливый зуёк. Вот он и комар-шкода – волчья порода, мухатый бес – штык наперевес…

Санька ловить его не стала – просто шлепка дала. Сама села в люльке своей, заулыбалась утру, как проснулась только. Глаза протерла… а колдовских гляделец-то на месте нет! Посеяла где-то в потехе.

Это уж никуда не годится!

Тогда Санька за юбку-то за свою – хвать. Но и запас её остался в былом. Это когда её, видать, оторвало от зацепки. Один только ошейник на ней холодит шею…