Ольга Ш. - Вразнос

И не важно, что я не о том спрашивала. Я уже верю, если ты хочешь — так.

— Теперь ты.

И тут какой-то вопрос, на который я, конечно, мямлю. У меня нет к нему вопросов. Мне и так интересно на него смотреть.

— Пойдем куда-нибудь еще? Хорошо сидим…

Косые огни машин, то прыгающие, то замедляющиеся огни клубов и борделей. И напористый новый знакомый неожиданно тих. Худые черные музыканты на углу — он останавливается и тихо, намеком на движение, пританцовывает — плотно приник к звону саксофона, увел звук из черных рук, повел сам — притоптывая… повел саксофон, отвлекшись от меня. Потом поворачивается обратно — извини, исчез на минутку.

Красиво.

— …Зайдем ко мне?

— Просто посмотреть, как живешь.

Меня можно ловить на старые крючки. Я не возражаю.

А вот так вот живет. Аккуратно. Черные простыни. Стопка порножурналов. Фотографии на стене. Его фотографии. Много. Ребенком он был — ангелок. Я брожу между стопок журналов, чужая и мирная, пьяная, мне хорошо. Лежу, листаю журналы, жду, когда созреет мгновение, когда мне надо бы уж идти домой. Он наливает еще вина — и оставляет бродить. Дает мне дышать, не лезет. Но присутствует. Очень.

Я не привыкла к тому, чтобы меня красиво соблазняли. Соблазняли. И вообще… смотрели глазами.

Дыхание, которое не пахнет ничем, чистое юркое тело и черная одежда.

Не равнодушен. Взволнован. Но — оформленное, сдержанное волнение.

Легко с собой — легко с каждой.

Тихим голосом:

— Не возражаешь, если я разденусь и потрогаю себя?

Вот как, да?

Красиво раздевается. Небольшое соразмерное тело, длинные ноги, узкий таз, тонкая талия. Виляя тазом, как модель на подиуме, идет на кухню за вином. Возвращается. Улыбается — вот как поутру потянуться на балконе.

— Харррашо!

Не стесняясь и не прося ничего, не спеша, не проверяя мою реакцию, спокойно дрочит, не торопясь, играет вариации. Смотрит в пространство. Печально, спокойно. Контролируя. Кажется, все-таки мне можно протянуть руку и поучаствовать.

У меня давно растаяли какие-то возражения, которых и не было.

Еще сегодня утром — у меня не было никакого плана дня. А тут подвернулся ты. И вот все началось.

Я пьяная и ленивая, а рука — жаждущая, но (перенимая его манеру) — тоже спокойная, исследующая. Он откидывается на спину… говорит тоном удивленного откровения:

— Александр Айс — это он. — Указывает вниз. — И больше ничего нет.

И я понимаю, о чем он. Каждый атом на земле сейчас — захватывает, пронзает, дышит… хочет.

Физиология. Желание. Красота.

И больше ничего нет.

Все. Нежно и насмешливо закуривает.

…И в полночь ухожу. Обратно по коридору, по долгим лестницам, под закопчеными люстрами. Это хорошо, это все хорошо. Александр Айс, устав, курит и молчит. Он не озаботился переодеться и слегка ковыляет и припрыгивает, прямо как есть, в пижаме, провожая меня, ленивый, пьяный, сонный, элегантный — даже в пижамных штанах.

Опаздывает. Вместо веселой маски — ниточка между бровей. Мобильник аккуратно в карман:

— Маме звонил. Мы с ней очень… близки. Она у меня красавица, и…

Прямо до того прочитан «Архипелаг» Мишеля Рио. Красавица мать, инцест, томный и развратный сын, пытающийся подражать красавцу, стеснительный, неловкий рассказчик, еще одна красавица в возрасте. Все пряное, придуманное, томное.

Стильная вещица. Пробую на вкус: а как у меня получатся банальные — вкусные, смачные фразы? Мне просто интересно попробовать — не значит, что я дальше буду ими пользоваться.

В конце концов — это он пустил меня в свою жизнь, и если тут — играют с такими резкими тенями, с такими словами, то что же я….

— Знаешь — в тебя можно влюбиться….

…Так себе получилось.

И неправда, и не про то, а вот ведь — будет теперь в воздухе висеть!

…Черные простыни отброшены, сбиты в ком. Зеркало поставлено на пол. Время осыпается, как песок, в зияющую яму — неостановимо. Жажда растет, как оплавленное пятно на пластике. Мы бьемся, чтоб залечить эту простуду — но она все растет, болит…

…Потом простыни медленно наползают обратно, укутывают плечи, ноги. Спать. Мирно. Он даже спит щеголевато.

Он даже спит так, как будто на него смотрят.

…Сначала заходишь — по дороге, почему бы и нет, для фана, а потом, если не зовут — уж и не знаешь, куда идти.

Знаете, как потягиваются кошки на рогожке? Всем своим существом и как бы пространством вокруг, такое сладостное оооо, такое растягивание на уровне атомов и молекул… потягуушечки. Почему так сладко — спать, и почему так сладко — потягиваться?