— Что делать, Луис, этой доли никому не избежать, — ответил адмирал. — Стоит человеку возвыситься над другими, и люди тотчас начинают обсуждать каждый его шаг, каждое слово, — ничто не укроется от их всевидящих глаз и праздных языков!
— Хорошо, если бы только это, сеньор адмирал, но вы забыли еще и о людской зависти, злословии и клевете! Что тут особенного, если молодой человек посетил несколько отдаленных стран, чтобы набраться знаний и попытать там счастья? Однако этого оказалось достаточно, чтобы севильские сплетницы заполняли свои письма к сплетницам с Канарских островов всяческими пересудами о его проступках! Клянусь всеми святыми, будь я королевой Кастильской, я бы издал закон, запрещающий писать в письмах о том, что делают другие люди. А женщинам я бы вообще запретил писать.
— В таком случае, сеньор де Муньос, вы бы навсегда лишились удовольствия получать письма, написанные рукой самой прелестной девушки Кастилии! — рассмеялся Колумб.
— Я имел в виду письма от женщин к женщинам, дон Христофор, — поспешил поправиться Луис. — А что касается писем благородных девушек, способных вдохновить на подвиги влюбленных в них рыцарей, то такие письма очень даже нужны и полезны, и ни один святой не станет слушать еретика, который вздумал бы против этого возражать! Сеньор, мне кажется, путешествия принесли мне несомненную пользу хотя бы тем, что научили шире смотреть на вещи и избавили меня от предрассудков ограниченных провинциалов и горожан, и я только радуюсь, когда девушки пишут своим возлюбленным, родители — детям и даже жены — мужьям. Но что касается писем от сплетниц к сплетницам, то клянусь жизнью, сеньор адмирал, я их презираю и ненавижу, как сам сатана, наверно, ненавидит тех, кто несет святой крест язычникам!
— Да, разумеется, сатане наше предприятие не по нраву, — с улыбкой согласился Колумб, — потому что за нами последуют…
Но тут на глаза Колумбу попался матрос, который явно поджидал его, и адмирал спросил, прервав свою речь:
— Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать? Тебя, кажется, зовут Санчо Мундо, если не ошибаюсь?
— Сеньор дон адмирал, у вас прекрасная память! — ответил матрос. — Да, меня зовут Санчо Мундо, а иногда просто Санчо с корабельной верфи. Я хочу кое-что шепнуть вам относительно нашего плавания, если вам угодно будет выслушать меня, благородный сеньор, но только так, чтобы вокруг не было любопытных ушей.
— Можешь говорить свободно: этот сеньор — мой секретарь, я ему вполне доверяю.
— Ну что ж! Ваша милость — прославленный кормчий и, конечно, знает не хуже меня, кто такой португальский король и чем в последние годы занимаются португальские мореплаватели. Поэтому я добавлю только одно: они открывают и захватывают все новые земли и в то же время изо всех сил стараются помешать в этом другим.
— Дон Жуан Португальский — просвещенный монарх, и тебе бы не мешало относиться с уважением к его титулу, приятель. Кроме того, он человек широких взглядов — недаром из его портов отправилось столько смелых экспедиций!
— Да уж, что отправилось, то отправилось и еще отправиться! — ответил Санчо, иронически поглядывая на адмирала; видно было, что он что-то знает, но не хочет говорить прямо. — Кто же сомневается, что он всегда готов снарядить экспедицию, если она выгодна! Да только…
— Слушай, Санчо, ты что-то узнал, и я тоже хочу это знать! Говори все и положись на меня — если твои сведения того заслуживают, ты в накладе не останешься!
— Если у вашей милости хватит терпения меня выслушать, я расскажу вам все полностью с начала и до конца, со всеми подробностями, ничего не упуская и не забывая, чтобы вы все поняли досконально, как только может душа пожелать или, скажем, как священник понимает нас на исповеди.
— Говори, мы не станем тебя перебивать, — приказал Колумб. — За честную услугу будет и щедрая плата.
— Хорошо, сеньор дон адмирал! Вы, наверно, слышали, что лет одиннадцать назад отправился я из Палоса в Сицилию на каравелле Пинсона, но только не Мартина Алонсо Пинсона, который командует «Пинтой», а другого Пинсона, родича его покойного отца, умевшего строить каравеллы не чета нашим. Да и что это за снаряжение в такой спешке, если толком рассудить, — такелаж гнилой, конопатка ни к черту, а уж паруса такие, что и говорить…
— Стой, дружище Санчо! — прервал его нетерпеливый Луис, который еще не остыл от досады на чересчур болтливую приятельницу доньи Инесы с ее письмами. — Говори покороче! Ты забываешь, что скоро ночь и что адмирала ждет < шлюпка!
Читать дальше