Джеймс Купер - Избранные сочинения в 6 томах. Том 6.

— Это радостная весть, Мартин Алонсо! — воскликнул настоятель. — Благослови господь тебя и всех, кто решится вместе с тобой на сей доблестный и благочестивый подвиг! В Палосе, сеньор адмирал, поддержка Пинсона значит куда больше покровительства короля и королевы, ибо если они — наши государи, то он для здешних моряков — сам император, и слово его — закон. Теперь я не сомневаюсь, что с каравеллами задержки не будет!

— Раз уж вы действительно решили принять участие в нашей экспедиции, сеньор Мартин Алонсо, — с достоинством сказал Колумб, — то, уж конечно, обдумали и свои требования, Вы принимаете те условия, которые я вам уже предлагал?

— Принимаю, сеньор, хотя денег в наших кошельках сейчас меньше, чем во время нашего первого разговора. С этим могут возникнуть трудности, а обо всем остальном, я думаю, мы с вами быстро договоримся.

— Что касается восьмой части расходов, которую я по договоренности с королевой взял на себя, то теперь это не столь существенно: я надеюсь найти иной источник средств, — при этих словах Колумб невольно взглянул на мнимого Педро, а Мартин Алонсо многозначительно хмыкнул, уловив его взгляд — Гораздо больше меня смущают упрямые и нерадивые матросы, убедить которых сможете только вы. Пойдемте в соседнюю келью и обсудим все пункты договора, пока отец настоя гель побеседует тут с нашим юным гостем.

Францисканец не стал возражать, и Колумб с Пинсоном удалились, оставив Хуана Переса и нашего героя одних.

— Итак, вы серьезно решили сопровождать адмирала в этом великом путешествии, сын мой, — проговорил настоятель, пристально разглядывая Луиса, на которого раньше не обратил особого внимания. — С виду вы больше похожи на молодого придворного. Придется вам отвыкать от своих широких замашек — наши каравеллы для них слишком тесны!

— Я плавал на пинассах, галерах, караках, фелюгах, фустах, каравеллах [36] Лига (морская) равна 3 морским милям, или 5, 56 километра. и прочих судах, святой отец, и сумею вести себя при адмирале, как если бы он был самим доном Фердинандом Арагонским или недавно свергнутым со своего трона Боабдилом Гранадским, напрасно погубившим своих всадников в сражениях с нашими рыцарями.

— Все это громкие, заносчивые слова, сын мой, но должен вас предостеречь: на генуэзца они не подействуют. В нем есть нечто такое, что позволяет ему сохранять достоинство даже в присутствии самой доньи Изабеллы!

— Вы знаете нашу королеву, святой отец? — живо спросил Луис, снова позабыв о своей роли и обличий.

— Я знаю ее возвышенные мысли и чистую душу, потому что был ее исповедником. Конечно, все кастильцы ее любят, но никто не знает этой благочестивой государыни и превосходной женщины так хорошо, как ее духовный наставник.

Дон Луис кашлянул, поиграл рукоятью своей шпаги и наконец спросил о том, что его интересовало больше всего:

— Скажите, святой отец, а вам не приходилось исповедовать одну девушку, любимицу королевы, чья душа не менее чиста, чем душа самой доньи Изабеллы, за это я готов поручиться!

— Сын мой, ваш вопрос доказывает, что вам сначала не мешало бы поучиться в Саламанке или хотя бы ознакомиться с обрядами и установлениями нашей церкви, прежде чем пускаться в столь богоугодное плавание, как это. Разве вы не знаете, что нам запрещено выдавать тайны исповеди или делать сравнения между исповедующимися? Я уж не говорю о том, что донью Изабеллу ни с кем нельзя сравнивать, ибо она — образец благочестия для всех кастильцев. А та девушка, о которой вы говорите, может казаться людям весьма добродетельной, но в глазах церкви быть закоренелой грешницей.

— Хотел бы я перед отплытием из Испании услышать подобные слова от Гусмана или Мендосы или от кого-нибудь еще, кто не выстригает тонзуры, как вы, святой отец! — взорвался дон Луис.

— Вы слишком вспыльчивы и невоздержанны, сын мой, и говорите пустые слова, — возразил настоятель. — Ну что вы можете сделать, даже если услышите то же самое от Мендосы, Гусмана или Бобадильи? Впрочем, кого это вы так ревностно защищаете? Кто эта девушка?

— Не стоит говорить, действительно это пустые слова. Мы занимаем слишком различное положение, нас разделяет такая пропасть, что мы, наверно, никогда не сможем даже встретиться, да и нет у меня таких заслуг, чтобы она могла забыть о своей знатности и гордом имени.

— Значит, вы ее имя знаете?

— Знаю, святой отец. Я думал о донье Марии де Лас Мерседес де Вальверде, когда услышал ваше оскорбительное предположение. Но, может быть, вам самому посчастливилось узнать эту прославленную красавицу?