Джеймс Купер - Избранные сочинения в 6 томах. Том 6.

Несколько минут длилось молчание. Корсар безмолвствовал, а Уайлдер не пытался прервать его размышления и лишь время от времени бросал на капитана взгляды, выдававшие тревогу, с которой он ждал последствий своей откровенности.

— Сколько у них пушек? — коротко спросил наконец капитан.

— На четыре больше, чем у «Дельфина»,

— Вес ядер?

— Более тяжелый. Этот фрегат по всем статьям превосходит ваше судно.

— И, без сомнения, принадлежит королю?

— Да.

— Что ж, ему придется переменить хозяина. Оп будет мой, клянусь вам!

В ответ Уайлдер только недоверчиво улыбнулся и покачал головой.

— Вы сомневаетесь? Подите сюда и взгляните вниз, на палубу. Разве у капитана, с которым вы недавно расстались, есть под началом такие молодцы?

Человек, подбиравший команду «Дельфина» во всех портах христианского мира, отлично знал, какие качества требуются хорошему моряку. В его шайке собрались самые отчаянные головорезы из всех морских держав Европы. На земле или на суше — все они вели разбойничью жизнь, и она хорошо подготовила их к теперешнему беззаконному ремеслу; под командой человека, подчинившего их своей деспотической власти, они составляли грозную и, судя по их количеству, непреодолимую силу.

С торжествующей улыбкой следил капитан за выражением лица своего собеседника; тот явно призадумался, увидев, что весть о предстоящей схватке встречена матросами с полным хладнокровием, если не со злобной радостью. Даже самые зеленые новички и незадачливые марсовые были так же уверены в победе, как старые пираты, чью отвагу можно было оправдать «честью мундира» и постоянными победами.

— Разве эти люди ничего не стоят? — произнес Корсар над самым ухом помощника, дав ему время вдоволь насмотреться на грозную шайку. — Взгляните! Вот датчанин, стойкий и несокрушимый, как порученная ему пушка. Режь его на куски — он все равно будет стоять, как крепость, которую можно взять, лишь взорвав до основания. В его орудийный расчет войдут и соседи — русский и швед, и уверяю вас — они стоят друг друга; их орудие будет греметь не умолкая, пока у последнего оставшегося в живых хватит сил забить снаряд и поднести фитиль. А тот широкоплечий, могучего сложения матрос — сын одного из вольных городов. Но среди нас он чувствует себя более свободным, чем в родном краю; и вы убедитесь, что старинные привилегии ганзейских купцов сгинут раньше, нежели он покинет пост, на который будет поставлен. Те двое — англичане; и, хотя они уроженцы ненавистного мне острова, признаюсь, я редко встречал лучших бойцов. Теперь взгляните на того тощего прохвоста, у которого, несмотря на его злодейства, такой постный вид. Он шотландец, с одного из северных озер.

— И он станет драться?

— Да. За деньги, милые сердцу шотландцев, и за свою веру. Он толковый парень, и во время драки я люблю видеть его подле себя. А тот молодчик так и рвется в бой! Я однажды приказал ему побыстрее обрубить веревку, так он перерезал ее не у ног, а над головой, и в награду за подвиг свалился в воду с нижнего рея. С тех пор он всегда хвастает, что у него хватило присутствия духа не утонуть. Видите подле него тощего парня с самодовольной физиономией? Он всегда сражается с большим воодушевлением и не лишен рыцарских чувств; при желании его можно подтолкнуть и на героический поступок. В его груди бьется сердце истого кастильца. А его товарищ родом из Лиссабона. Ему я не очень-то доверяю, но здесь он вряд ли может быть подкуплен неприятелем. А как вам по вкусу этот красавчик с воскресной танцульки? Язык и ноги у него ни на минуту не остаются в покое. Вот кто соткан из противоречий. Ему не занимать ни ума, ни доброты.

— А кто это там рядом стаскивает с себя лишнее платье? — спросил Уайлдер, невольно увлеченный рассказом Корсара.

— Это бережливый голландец. Он мудро расчел, что убитому все равно, какое на нем платье — старое или новое. А рядом с ним — гасконец. Если бы исход сражения зависел от поединка этой достойный пары, то ловкий француз одолел бы нашего голландца прежде, чем тот успел бы сообразить, что схватка началась; но, если гасконец упустит удачный момент, можно не сомневаться, что голландец наделает ему хлопот. Ведь было время, Уайлдер, когда соотечественники этого медлительного, неуклюжего парня бороздили темные моря и, как щеткой, выметали всех своих соперников.

В голосе Корсара звучала горечь, и губы кривились в злой усмешке. Но это признание, видимо, причинило ему боль, и, чтобы отмахнуться от неприятных воспоминаний, он поспешил продолжить разговор: