Фрэнсин Проуз - Изменившийся человек

Дэнни смотрит на Макса в зеркало заднего вида, мол, держи рот на замке, и взгляд у него столь красноречиво угрожающий, что даже Макс должен сообразить.

Вчера вечером Дэнни в который раз уже думал о том, как странно они живут: Дэнни с Максом и мамой и их квартирант, бывший нацик. Вообще-то это уже кажется в порядке вещей. Дэнни с Винсентом даже разговаривают — о работе про Гитлера, которую Дэнни собирается писать и которую уже обдумывает. Но бывает, вдруг накатит — вчера, наверное, потому, что мама с Винсентом так психовали из-за сегодняшнего благотворительного ужина.

На ужин была еда из китайского ресторанчика, и сначала мама завела свою волынку — должна была удостовериться, что в ресторанчике, где по-английски знают слов десять, ничего не перепутали и не положили того, на что у Винсента аллергия. За столом все молчали, но Дэнни не сдержался, хотел посмотреть, что будет, и спросил:

— Это я спятил или вы тоже чувствуете напряг?

Мама сказала:

— Дэнни, не дергай меня. Завтрашний ужин — очень важный. Мальчики, вы точно не хотите пойти? Я могу найти для вас места. Вы уверены, что у папы вам будет хорошо? Номер моего мобильного у вас есть. Звоните в любое время, не стесняйтесь. Папа будет ждать вас ровно в четыре тридцать у школы Макса.

Позже Дэнни сказал Максу:

— На случай, если ты сам не сообразил… Я бы не стал рассказывать папе о Винсенте.

Макс так и не оторвался от «Самых громких преступления Америки», и Дэнни решил, что брат его не услышал. Но потом Макс бросил:

— Мог бы этого и не говорить.

Но Дэнни не жалеет, что сказал. Он бы не вынес, если бы папа повторил то, что говорит всякий раз, когда злится на маму. «Я думал, ваша мама умная женщина. Вот почему я на ней и женился». Позже Дэнни пришел к выводу, что папа имеет в виду другое — он женился на маме не потому, что она хорошенькая.

— Что новенького? — повторяет папа. — Как оно?

За «как оно» маму они бы наградили презрительным молчанием.

— Никак, — говорит Дэнни.

— Никак, правда-правда, — говорит Макс.

— Как в школе? — спрашивает отец.

— Нормально, — говорит Дэнни.

— Нормально, — говорит Макс.

— Что-то эта беседа похожа на дежавю. Вы ведь знаете, что такое «дежавю»?

— Бог ты мой, — говорит Дэнни.

— А ты-то как, пап? — спрашивает Макс.

— У меня куча новостей, — говорит отец. — Куча важных новостей.

— Что за новости? — будто бы из вежливости спрашивает Макс.

— Я обещал Лорейн, что мы их вместе расскажем.

Дэнни снова смотрит в зеркало. Что-то в тоне отца настораживает — это даже Макс учуял. Папа с Лорейн собираются пожениться. Они решили отсудить себе опеку. У них будет ребенок. Они переезжают в Калифорнию. Что-то неприятное, это точно.

Когда они выезжают на Ист-Сайд-драйв, их обгоняет, громко сигналя, какой-то тип на зеленом «BMW». Макс показывает ему средний палец, но он уже далеко и видеть этого не может.

— Макс, не заводись, — говорит папа. — Я, видно, медленно ехал. Вот он и разозлился.

Дэнни вспоминает, как Винсент рассказывал про занятия по обузданию гнева, где он учился всяким штучкам — глубоко дышать, считать до десяти. Дэнни не хотелось спрашивать, почему Винсенту пришлось ходить на эти занятия. Но у папы не было проблем с гневом. Кроме одной — он слишком хорошо умел его обуздывать. Не злился, придумывал оправдания для подрезавших его водителей, а потом нес все накопившееся домой и вываливал на Дэнни, на Макса, на маму. Раньше это Дэнни напрягало, но теперь ему почему-то весело от того, что папа ведет себя так по-папиному.

Они съезжают с автострады, и Дэнни даже не успевает разглядеть город, почувствовать токи, исходящие от толп, машин, магазинов, такси — отец заезжает в подземный гараж высотки, в которой они с Лорейн живут, похожей на окаменевший ископаемый член сорокаэтажной башни над Ист-ривер: здесь селятся средних лет врачи, заведшие вторую семью.

— Добрый день, доктор Кейлен, — говорит работник гаража, прежде чем умчаться в новом папином «навигаторе».

— Добрый день, доктор Кейлен, — говорят швейцар и лифтер, который мигом поднимает их наверх в зеркальной кабине.

Отперев дверь, папа кричит нараспев, высоким, неестественным голосом:

— Мы доо-маа.

Мы дома? Дэнни с Максом не дома.

— Привет, мальчики! — отзывается Лорейн. — Буду через секунду.

— Лорюшка, — говорит Дэнни Максу.

Но здесь они не должны даже в мыслях называть Лорейн «Шлюшка-Лорюшка». Лицом к лицу — это словно другая Лорейн, с ней надо быть вежливыми.