Когда они сворачивают на Пятьдесят седьмую улицу, кто-то задевает Нолана за плечо. В груди вскипает едкое раздражение. Забитые лифты он научился терпеть, но на людных улицах еще трудновато. По сравнению с первым днем в Нью-Йорке спокойствия не сильно прибавилось.
Нолан понимает, что это чистая паранойя, но повсюду — Реймонд. Повсюду. Притаился в каждом подъезде. Выплывает из встречной толпы, мелькает на краю поля зрения. Это он показался из-за угла?
Второй раз кто-то касается его, он круто поворачивается. Это Бонни. Как она очутилась сзади? Только что была впереди.
— Посмотрите! — Бонни держит его за локоть. Они почти никогда не прикасаются друг к другу. Старательно охраняют буферную зону. Нолан не очень понимает, почему. Прикосновение Бонни — не то же самое, что прикосновение девушки. Иногда он подумывает — а почему нет? Потому что местечко тепленькое, и он не хочет испортить его, позволив себе хотя бы одну мимолетную сексуальную мысль насчет Бонни. Даже если других женщин поблизости нет, даже если он живет в ее доме, даже если он ей нравится, а она, возможно, ни с кем не спала с тех пор, как ушел кардиолог.
Слишком большая ответственность. Бонни взрослая женщина. У нее дети. Но мысль у него мелькала . Есть чему удивляться. Нолан ни с кем не спал с их прошлогоднего лагеря.
Пальцы Бонни съезжают к его запястью. Они практически держатся за руки. Она кивает на большую витрину. Черная и белая одежда на вешалках пляшет, как кордебалет мультяшных призраков в опустошенном магазине.
— Здесь когда-то была закусочная-автомат. — Бонни говорит так, как будто это она сидит на наркотиках. — Папа приводил меня сюда по дороге в музей. Мы засовывали монетки в щель и получали яблочный пирог. А! Это не так уж далеко от работы. Я почти никогда здесь не хожу.
Бонни разговаривает с собой. Ее папа погиб в автокатастрофе. Всякий раз, когда она вспоминает о нем, глаза у нее наполняются слезами. Это трагедия ее жизни, наряду с уходом мужа. И что же им теперь — стоять здесь и рыдать в три ручья, потому что столько времени прошло с тех пор, как папина девочка бросала монету в щелку, и чук-чук — яблочный пирог? Что тогда Нолан делал? Помогал маме готовить салат для трех сотен религиозных фанатиков.
Но стоп. Что это? Что еще за черт? Пока Нолан путешествовал во времени назад, на дзеновскую кухню, здесь возникла ситуация. Определенно, ситуация.
Их неподвижность среди клубящейся толпы вызвала интерес у какой-то… уличной негритянской личности. Слишком молод для такого распадного состояния, но то ли пил, то ли крэк курил или еще что, а теперь вторгся в их персональное пространство. Стоит лицом к лицу с Бонни. Близко. Нолану полагалось бы врезать ему. Он достает Нолану только до плеча. Нолан мог бы его вырубить. Но вспомнились курсы по обузданию гнева. Досчитать до десяти, глубоко вздохнуть. Думать о дальнейшем.
Дальнейшее — это заявиться к Мейеру в рубашке, залитой кровью ненормального идиота. А вечер и без адреналинового похмелья предстоит непростой. Почему Бонни от него не отделается? У нее все инстинкты отмерли? Хочет послушать, что скажет этот помоечник?
Странно, что она не чувствует парадоксальности ситуации: головорез-расист смотрит, как негр лезет в ее личное пространство , — и ничего не делает. Нолан ведет себя, как скинхед, преобразившийся в Мартина Лютера Кинга. Он хочет настроиться на всеобъемлющую любовь, которая, по воспоминаниям, овладела им на рейве — хотя, по правде говоря, вспоминается не столько рейв и овладевшее им там чувство, сколько то, что он рассказывал об этом Мейеру и Бонни. Как бы там ни было, он не бьет приставалу. Это и есть, в конце концов, настоящее испытание. Бонни и Маслоу понимают неправильно. Они думают, испытание — на сегодняшнем ужине — это не ошибиться с вилкой и не высморкаться в салфетку.
Бродяга долго смотрит на Бонни, и Бонни отвечает ему взглядом. Прямо мангуст и кобра.
— У тебя усталый вид, — говорит ей паскудник.
А потом Нолану:
— Отведи ее домой, друг. У дамы усталый вид.
После этого блестящего диагноза Доктор Доставала смеется, показывая черные дыры на месте отсутствующих зубов, и нога за ногу убирается в толпу. Нолану убить его полагалось. Лицо у Бонни побелело. Она, правда, выглядит усталой. На три четверти мертвой. Выглядит так, как будто ее пристукнули. И все потому, что какая-то пьянь дала ей совет по поводу красоты и здоровья?
— У меня в самом деле усталый вид? — спрашивает Бонни.
Читать дальше