И вдруг на берегу рядом с женщинами объявились два подозрительных типа. Ими оказались мичман Хренов и механик Семёнов.
Втайне от нас дружки спрыгнули в океан с другого борта и, не дыша, проплыли к острову под водой. Не говоря лишнего слова, они увлекли хохочущих женщин в заросли карбонария и челесты.
Мы как следует навострили лассо и метнули его в эти заросли, надеясь, что оно само найдёт себе пищу.
И оно нашло.
Притащило на борт два золотых пенснэ.
Как два тонколапых краба, пенснэ забегали по палубе, корябались и бренчали, пока матросы не засунули их в банку с водой.
Им насыпали в банку хлебных крошек, и пенснэ успокоились. Они плавали в банке, поклёвывая крошки.
Из зарослей же карбонария слышался неуёмный хохот. Это сильно раздражало нас, и мы снова метнули лассо. На этот раз петля притащила что-то плотное.
Какой-то бочонок, оснащённый десятком пробок, обмотанных проволокой, как на бутылках шампанского, хлопал себя по животу крылышками, подпрыгивал на палубе, и внутри у него что-то булькало.
— Что за бочонок? — сказал старпом. — Что в нём? Не понимаю.
— Э, да что вы, Пахомыч, — улыбнулся капитан. — Совершенно очевидно, это — неуёмный хохот. Вы слышите?
В зарослях всё стихло.
— Ихний неуёмный хохот? — удивлялся старпом. — В виде бочонка?
— Совершенно очевидно.
— Отчего же мы не хохочем?
— Это же чужой неуёмный хохот. К тому же и пробки закупорены. Не вздумайте их открывать, а то мы с ног до головы будем в хохоте. Он такой шипучий, что лучше с ним не связываться. Отпустите, отпустите его на волю, не мучьте.
И мы отпустили крылатый бочонок.
Он пролепетал что-то крыльями, подскочил и барражирующим полётом понёсся к острову. Долетев до кустов карбонария, он сам из себя вышиб все пробки, хлынула пена, и взрыв хохота потряс окрестность.
— Уберите к чёртовой матери наше лассо, — сказал капитан. — Старпом, спускайте шлюпку.
БЛЕСК ПОЩЁЧИН
Прихватив с собою на остров богатые дары: перец, лакрицу, бефстроганов, — мы погрузились в шлюпку.
Надо сказать, что никто из нас не выказывал признаков сугубого волнения или беспокойства. Немало понаоткрывали мы островов, и остров каких-то там голых женщин нас не смущал и не напугивал. Лёгкое возбуждение, которое всегда испытываешь в ожидании неведомого, подхлёстывало нас, как попутный ветерок.
— Как прикажете, сэр? — спрашивал Пахомыч капитана. — Отобрать голых женщин у мичмана с механиком?
— Да не стоит, — отвечал благодушный капитан. — Пусть отдыхают от тяжёлых матросских служб.
— Надо отнять! — возмущался лоцман.
— Успокойтесь, Кацман! Неужто вы думаете, что на этом острове всего две голых женщины? Поверьте, найдётся и для нас что-нибудь.
— Первую — мне, — неожиданно потребовал лоцман. — Это, в конце концов, я провёл «Лавра» к острову.
— Пожалуйста, пожалуйста, — согласился капитан, — не будем спорить. Берите первую.
— И возьму, — настаивал лоцман. — Я давно уже мечтаю о счастливом душесложении.
Так, дружески беседуя, мы обошли заросли карбонария, откуда слышались крики:
— Ну, Хренов! Ты — не прав!
За карбонарием располагалась пёстрая лагуна.
Там по песку разбросаны были маленькие ручные зеркала. Они блестели на солнце и пускали в разные стороны пронзительные зайцы.
На краю лагуны лежала голая женщина.
— Вот она! — закричал лоцман. — Моя, сэр, моя! Мы так договаривались.
Лоцман подбежал к женщине и не долго думая схватил её за колено.
— Моя голая женщина, моя, — дрожал он, поглаживая колено.
Дремавшая до этого женщина приоткрыла очи.
— Это ещё кто такое? — спросила она, разглядывая лоцмана.
— Это я — лоцман Кацман.
— Попрошу без хамства, — сказала женщина. — Ты кто такой?
— Я же говорю: лоцман Кацман.
Тут женщина приподнялась, подкрасила губы и, вздрогнув грудью, закатила лоцману пощёчину.
— Я предупреждала, — сказала она. — Перестань сквернословить. Ты кто такой?
Лоцман внутренне сжался.
— Я тот, — прошептал он, — …
— Который?
— Ну тот… кто призван насладиться твоим роскошным телом.
Женщина кокетливо хихикнула.
— А я-то думала, — посмеивалась она, — а я-то думала…
— Что ты думала, радость моя?
— А я думала, что ты — лоцман Кацман.
— Наконец-то, — вздохнул лоцман. — Конечно, я и есть лоцман Кацман.
Женщина нахмурилась.
— Не сквернословь! — сказала она и снова закатила лоцману пощёчину.
— Как-то неловко наблюдать их наслаждение, кэп, — заметил я. — Кто знает, как далеко они зайдут.
Читать дальше