Юрий Коваль - Избранные произведения в одном томе

Тут господин Попечитель засмеялся, а чужие учительницы о чём-то зашептались. Ефимка понял, что подвёл Татьяну Дмитриевну.

Татьяна Дмитриевна встала со своего места, подошла к окну. Она открыла форточку, вздохнула. Чужие и важные люди, которые сидели за столом, удивлённо посмотрели на неё. Они не поняли, зачем она встала, а Ефимка понял.

— Ну что ж, Ефим Киреев, — сказал Попечитель. — Прочти нам теперь стихотворение наизусть.

Татьяна Дмитриевна оглянулась. Она была бледная и дышала тяжело, но ласково смотрела на Ефимку.

Ефимка задумался. Он хотел было прочесть стихо-творение про весну, но все эти разговоры насчёт Сеятеля навели его на другое.

начал он, —

В полной тишине, что таилась в классе, раздалось некоторое хмыканье господина Попечителя.

— Кто скажет спасибо? — спросил он.

— Полынный народ, — ответил Ефимка.

— Нет, Ефим, ты ошибаешься. В книжке написано по-другому. На-ка книжку, прочти.

Ефим взял книжку и прочел:

— Там написано по-другому, — сказал господин Попечитель. — Там написано — русский народ.

— Так ведь это одно и то же, — ответил Ефимка.

Господин Попечитель задумался, а потом засмеялся.

— Ну что ж, Татьяна Дмитриевна, — сказал он. — Ещё раз спасибо вам.

Сразу после экзамена мама уехала. Она уехала в Пензу — в далёкий город, к врачам.

Лёля осталась одна. Нет, не совсем, конечно, одна. В школе посапывал на печке дед Игнат, бродил по классу Мишка-солдатик, добрые сёстры Еленакай и Натакай часто забирали Лёлю к себе, — не одна и всё-таки одна.

Уже все цветы — и купальницы с незабудками, и ландыши расцвели, а сирень всё молчала. Бутоны-то уже были, да никак не могли они созреть, раскрыться — заговорить.

Приехала Дуня, и Лёля стала жить с нею в школе.

Как-то вечером Лёля сказала:

— Дуня, расскажи мне сказку.

— Сказку? — удивилась Дуня. — Я сказки не рассказываю. Я песню пою.

— А ты спой сказку.

— Ну что ж, — согласилась Дуня. — Слушай. — И Дуня запела:

Дуня пела, а Лёля слушала, и в голове у Лёли сказка эта сложилась так.

Жила-была в полынной стороне рябина.

Она росла у забора на самом краю деревни.

Скучно, одиноко жила рябина — степь раскинулась вокруг, степь. А за забором росли яблони, цвела сирень. На рябину никто и внимания не обращал. Иногда только поздней осенью, когда на ветвях её поспевали красные ягоды, люди, проходящие мимо, останавливались.

— Какая красивая рябина в этом году! — говорили они и шли дальше.

А некоторые так просто проходили мимо, не замечая рябиновой красоты.

Рядом с рябиной, у самых её корней, вилась дорога. По дороге мчались кони, громыхали телеги. Пыль из-под конских копыт оседала на её ветвях. А за дорогой была река, и на том берегу рос могучий дуб.

Рябина давно заметила его, а дуб, пожалуй, её не замечал. Он был огромный, крепкий, и даже самый сильный ветер не мог согнуть его, только листья обрывал с веток.

Как-то поздней осенью задул особенно сильный и пронзительный ветер. Рябина гнулась под его порывами, последние ягоды осыпались с её ветвей. И рябина захотела поговорить с дубом.

— Дуб, эй, дуб! — прошептала она. — Слышишь меня?

И ветер подхватил её слова, но дуб молчал — спал, наверно, убаюканный ветром. И долго ещё шептала рябина, пока дуб отозвался:

— Слышу тебя…

— Мне надо к тебе перебраться… Скучно здесь, одиноко. Да и ветер очень сильный.

— Так ведь дерево где растёт — там и растёт. Как переберёшься-то?

— А я бы прижалась к тебе, — шептала рябина. — Легче было бы…

Дуб долго молчал, а потом уж ветер донёс до рябины:

— Хорошо бы.

— Перенеси же меня через реку, ты ведь большой и сильный. Или сам иди ко мне.

И дуб тряхнул ветвями, хотел раздвинуть плечи, но не смог сдвинуться с места…

Дуня спела песню, замолчала, а Лёля не удержалась и заплакала. Эта сказка про рябину как-то вдруг оказалась связанной с болезнью мамы, и вот мамы всё нет, и когда же она вернётся?

— Ну, ну, не плачь, — сказала Дуня. — Ты ведь не знаешь, чем кончилась сказка.

— А чем? — всхлипывала Лёля.