Юрий Коваль - Избранные произведения в одном томе

Как только Кожаный вышел на крыльцо — из ворот рынка высунулась лошадиная морда, а когда в двери возник капитан Болдырев, стал виден и лошадиный хвост, а за ним — телега, на которой стояло пять молочных бидонов. Шестым в телеге был возчик-молоковоз, схожий с бидоном, в кепке и телогрейке. По лицу его было видно, что он времени даром на рынке не терял. Пока молоко из бидонов переливалось в кувшины покупателей, сам он наливался квасом.

Еле приоткрыв глаза, он лениво подёргивая вожжи и чмокал губами. Лошадь на чмоканье не обращала особого внимания и неторопливо двигалась к «Волшебному стрелку». А навстречу — процессия, возглавляемая человеком в чёрном.

Заприметив процессию, лошадь остановилась. С глубоким подозрением оглядывала она приближающихся людей. Лошадь, очевидно, была умна.

— Чмок, чмок, — сказал молоковоз. Он и не пытался полностью раскрыть глаза и оглядеть препятствие на пути.

— Давай, давай, проезжай скорее! — послышался строгий голос.

— Чего ещё? Куда? Тебя не спросил! — грубо ответил молоковоз, открыл глаза пошире, надеясь похамить, и тут увидел человека с наганом в руке. Это зрелище настолько потрясло возчика, что лицо его немедленно окрасилось в тона простокваши.

— Проезжай, — повторил человек в чёрном, наганом указывая направление пути.

Но молоковоз никак не мог сообразить, что же это такое, как же так — наганом ему указывают. В голове его для нагана не осталось места, всё было занято квасом.

Зато у Кожаного в голове места было достаточно.

— Сопеля! За мной! — крикнул он, прыгнул в телегу и вырвал вожжи из рук молоковоза.

Сопеля кинулся за ним, сшибая бидоны.

Двое в чёрном разом вскинули наганы и нажали курки.

Гром выстрелов должен был немедленно потрясти площадь, но капитан крикнул:

— Не стрелять!

Тотчас пули, которые уж вылетели было из раскалённых стволов, юркнули обратно и затаились в гильзах. Наганы нервно икнули, как братья-близнецы.

— Нооо!!! Холерааа!!! — рявкнул Моня Кожаный и так дёрнул вожжи, что лошадь прыгнула, махом влетела в лужу, подняв из-под колёс волну, которая и скрыла от нас происходящее. Когда же волна рухнула обратно, лошадь была у капитанского мостика. Так уж получалось, что этот диковинный помост никто не мог сегодня обойти.

Как только телега сравнялась с ним — из-под мостика вылетели сразу две руки. Одна схватила Сопелю, а вторая должна была схватить, конечно, Кожаного. Должна была, но не схватила. Вместо Мони схватила она одеревенелого молоковоза и вслед за Сопелей втащила под мостик.

— Но! Холера! — рявкнул Кожаный.

Прыгая, как заяц-великан, лошадь неожиданно быстро ускакала в переулок.

— Доставить задержанных! — негромко приказал капитан и перепрыгнул лужу.

Тут же из-под мостика вылетела грозная рука и лихо взяла под козырёк.

— Лошадь надо было остановить, — недовольно сказал капитан.

Рука покраснела от стыда и спряталась, а вместо неё из-под мостика сам собой выкатился мотоцикл.

Капитан сел в коляску.

А за рулём никого не было, и я уж подумал, что в этот день, полный неожиданностей, мотоцикл без водителя рванёт за Кожаным. Но тут на улице появился новый человек. В три прыжка подлетел он к капитану, шепнул ему что-то на ухо, и тот махнул рукой. Человек обернулся в нашу сторону. Это был Вася Куролесов.

— Эгей! Голубятники! — крикнул он. — Валяйте домой!

Он прыгнул в седло, и мотоцикл ринулся в погоню.

Внезапный отъезд Куролесова произвёл на нас сильное впечатление.

— Как же так? — шептал Крендель. — Только что лежал в смородине и вдруг…

Крендель напряжённо глядел под смородиновый куст, под которым даже трава не была примята. У травы был такой вид, будто по ней никогда не ступала нога человека. Кармановская милиция умела, оказывается, не оставлять следов.

Тем временем из переулка на площадь въехал крытый автофургон с маленькими окнами, закрытыми решёткой. Задняя дверь фургона открылась, из неё выпрыгнули два милиционера. Барабан, Цыпочка и Жернов, толкаясь плечами, забрались в фургон. Из-под мостика вышел и Сопеля. Он, кажется, не собирался устраивать побег и неторопливо поднялся по стальной лесенке в кузов. Зато возчик-молоковоз устроил бунт. Он никак не хотел садиться в машину, брыкался, цеплялся ногами за мостик.

— За что? — кричал он, изворачиваясь. — Меня-то за что? Я ведь ничего такого не сделал. Пусти! Мне надо бидоны сдавать!