Юрий Коваль - Избранные произведения в одном томе

— Заряжай, — согласился Кожаный и отошёл поправить мишени.

Вернувшись, он лениво стянул с рук перчатки, одним махом сбросил кожаное пальто и внимательно оглядел нас, как бы проверяя, сумеем ли мы оценить то, что сейчас произойдёт.

— Стреляю в слона! — чётко сказал он и вдруг выстрелил в потолок.

Пуля с визгом отскочила от потолка и ударила рикошетом точно в белую кнопку. Многострадальный слон рухнул на колени, а стрелок схватил другую винтовку и пальнул в стену. Взвизгнула пуля, рикошетом ударила в кнопку, и тигр прыгнул на антилопу. Жирафа Кожаный подбил рикошетом от другой стены, а зайца обидел не меньше, чем пивного медведя, — выстрелил в пол, и всё-таки пуля попала куда надо. Пришлось зайцу молотить в барабан.

— Выстрел в сундучок! — объявил Кожаный и на этот раз тщательно выбрал винтовку. — Но, конечно, не какой-нибудь перловский выстрел или тарасовский. Стреляем по-кармановски!

Он нырнул под прилавок и достал узкую чёрную ленту.

— Завяжи-ка мне глаза, — сказал он Кренделю.

— Не может быть, — ахнул Крендель.

— Завязывай, да покрепче.

Волнуясь и восхищаясь, Крендель завязал ленту у него на затылке.

С повязкой на глазах и винтовкой в руках Кожаный был похож на пирата, играющего в жмурки. Он вскинул винтовку, уставил её в потолок и медленно стал опускать, направляя ствол на мишени. Вначале он нацелился в утку, перекочевал на гуся, миновал лебедя, задержался немного на слоне, и слон даже задрожал, но ствол поплыл дальше, ощупал тигра и вдруг отскочил в сторону, упёрся в сундучок и заплясал на месте, выискивая кнопку размером с рисовое зерно.

Сухо щёлкнул выстрел, и в первое мгновенье я не понял: попал Кожаный или нет. Но вот в сундучке что-то звякнуло, и в тире раздалась нежная, хрустальная мелодия:

Тихо-тихо играл музыкальный сундучок. Казалось, в нём сидят кармановские гномики и трясут золотыми колокольчиками.

— Да, — вздохнул Василий, когда сундучок затих. — Трудно с вами тягаться. Ладно, сейчас я не буду стрелять. Последний выстрел останется за мной.

— Как так? Это не по-кармановски!

— Почему не по-кармановски? Выстрел останется за мной!

— Проиграл! Проиграл! — закричал Кожаный. — Сдался!

— Ах, проиграл? Ладно, отойдите в сторону. Подальше отойдите, а то как бы рикошета не получилось.

Он выбрал винтовку, несколько раз вскинул её к плечу.

— Ваш сундучок играет только одну мелодию?

— Сколько же тебе надо? Хватит и «Пастушка».

— А больше он ничего не играет? — спросил Вася, убирая одну руку в карман, а другой вскидывая винтовку.

— Больше ничего.

— Ну так послушаем! — сказал Вася и выстрелил.

Пуля ударила в сундучок, в нём что-то крякнуло, и в тот же миг послышалась мелодия. И правда, это была совсем другая мелодия, да, гномики заиграли бодрей.

— Что такое? — прислушивался Кожаный. — «Я люблю тебя, жизнь…»?

— «И надеюсь, что это взаимно…» — ответил Вася и вышел из тира, твёрдо хлопнув дверью.

— Какая жизнь? — повторял Кожаный, присаживаясь на корточки перед сундучком. — Какая, к чёрту, жизнь?

Он нажал кнопку, и сундучок заиграл «Пастушка».

— Ничего не пойму. Откуда взялась эта жизнь? Да и вообще, что это за парень? Я его раньше в Карманове не видал.

Кожаный задумался, прошёлся по тиру взад-вперёд и, наконец, вспомнил о нас.

— Так значит, вам монахов надо? — спросил он.

— Ага, — кивнул Крендель.

— Тогда пошли.

— Куда?

— Сюда, — ответил Кожаный и поманил нас за прилавок.

Наступая на пульки, там и сям валяющиеся на полу, мы подошли к стене, на которой висели мишени. Кожаный стукнул в стену кулаком — и в ней открылась дверца.

— Заходите, — сказал он. — Только поскорее.

В узенькой тёмной комнате, которая оказалась за дверью, вокруг стола, освещённого оплывшею свечкой, сидели монахи и играли в лото.

В чёрных, ниспадающих к полу одеждах монахи сидели вокруг стола, и табачный дым волнами ходил над ними.

В сизых волнах пламя свечи колебалось, как парус, и, как вулкан, вздымалась со стола трёхлитровая банка, наполненная пивом.

Монахи, все до единого, были подстрижены наголо. И это особенно поразило меня в первую секунду. Как соборные купола, сияли над столом их лысые головы, освещённые свечкой. Из-под первого купола выглядывала курчавейшая борода, которая давно не щупала ножниц, под вторым — наподобие банана висел ноздреватый нос. Два других купола были поменьше, сияли послабей, и под ними не было видно никакого лица, только рты, в которых горели сигареты.