Филип Грин - Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

И тогда я открываю потайной ящик в своей голове.

Я снова вижу ту девушку, ее родителей, приемный покой, себя самого, свою семью, этот город и эту жизнь.

Как драгоценные камни, найденные на дне реки, перебираю их в своей голове, верчу на ярком солнечном свете, изучаю, пытаюсь понять.

Это части головоломки, которые я не могу сложить вместе. Я пробую разные комбинации, разные сочетания, но все не так. Как бы я ни складывал детали, края не совпадают. Между ними остаются уродливые пустоты. Через какое-то время я сдаюсь. Прихлебываю чай и смотрю, как в небе парит ястреб, выписывая круги в тихом воздухе. Может быть, лучше оставить эти кусочки так, как есть. Может быть, вся проблема в том, что я пытаюсь их собрать… Однако несобранная головоломка тревожит меня и не дает о себе забыть.

Но делать нечего. На следующий день я готовлюсь к новой рабочей неделе. Я допиваю кофе, ставлю чашку в раковину и тут краем глаза замечаю газету на кухонной столешнице.

У меня перехватывает дыхание. Правая рука начинает дрожать.

Полстраницы занимает большая фотография женской футбольной команды. Девушки стоят на пьедестале, сооруженном посреди футбольного поля. На них бело-голубая форма. Я вижу маленьких тигров на их футболках.

Я пристально рассматриваю фотографию. Рядом с каждым тигром на каждой футболке пришита маленькая цифра «7». Перед девушками стоит огромный золотой кубок. Девушки опустились на колени и склонили головы. У них подняты правые руки. Указательные пальцы направлены к небу.

В центре стоит вратарь. Ее голова тоже склонена, как у остальных. Но она подняла обе руки. Она держит футболку с номером «7», подняв ее высоко над головой.

Я касаюсь фотографии пальцами, чтобы убедиться в ее реальности.

Она реальна.

«НАКОНЕЦ-ТО ЧЕМПИОНЫ ШТАТА!» — гласит заголовок.

Я один в кухне. Сердце у меня часто бьется. Кусочки головоломки неожиданно сложились, а пустоты между ними заполнились.

«Ты сделала это, — шепчу я футболке с номером „7“ на фотографии. — Ты привела свою команду к победе. Ты всегда этого хотела. Ты сделала это, и они победили. Теперь ты свободна. Покойся с миром».

Шесть утра.

До конца ночного дежурства остался час.

Дождливый февральский вторник.

Я пью кофе и смотрю, как дождь барабанит по лужам во дворе приемного покоя. На улице темно. Луч фонаря разрезает дождь и туман и теряется в темноте.

Я делаю глоток. Кофе крепкий, темный. В этот час кофе творит чудеса. Делаю еще один медленный глоток, сжимая стеклянную кружку обеими руками.

Остался всего час.

В приемном покое пусто. Уборщицы все закончили. Они отмыли полы приемного покоя от крови, рвоты и экскрементов. Они смыли черную грязь, которую принесли на своей обуви пациенты и их родственники. Полы снова сверкают белизной. В них отражаются параллельные ряды люминесцентных ламп, тихо гудящих над головой.

Все каталки приготовлены к дневной смене. Все застелены тонкими белыми хлопковыми простынями. Простыни туго натянуты на жесткие черные пластиковые матрасы. В изголовье каждой каталки лежит подушка.

Телевизоры не работают. Ни сериалов, ни ток-шоу, ни CNN, ни Fox News. He звонят мобильные телефоны, не мигают тревожные лампочки.

Все тихо.

И спокойно.

Пока.

Я бужу пациентов в пять часов. Из-за дождя я дал пьяницам поспать лишний час. Я бужу их, они зевают и трут налитые кровью глаза на небритых лицах. Они не спорят, не просят сэндвич, даже не благодарят. Они могут лишь подняться навстречу новому дню. Они знают, что я оказал им огромную услугу, позволив выспаться здесь. Это исключение — дождь сегодня слишком сильный.

Пьянчуги поднимаются и один за другим скрываются в темноте под дождем. Они напоминают мне лосей, которых я иногда вижу, когда выезжаю за город, в горы. Они движутся медленно, осторожно, аккуратно. Я понимаю, что они нащупывают свой путь в жизни и неуверенно его прокладывают. Каждый ищет еду или выпивку — так еще один день будет прожит.

Я смотрю, как последний останавливается прямо за стеклянной дверью приемного покоя. Он роется в мусорном баке, выискивая бутылки, чтобы обменять их на несколько пенни или даже на целый доллар. Но ему ничего не удается найти. Он стряхивает капли дождя с головы, взваливает на плечо мешок и уходит в темноту вслед за своими товарищами по несчастью, направляясь на все четыре стороны.

Я прислоняюсь к стойке с медицинскими рациями. Всю ночь они передавали сигналы тревоги, но сейчас умолкли. Я делаю еще один глоток кофе. В дальнем конце зала сидит медсестра и что-то внимательно изучает в компьютере. На мониторе сияет голубое небо и высятся зеленые пальмы. Девушка кликает на баннер — ее мечты явно где-то далеко. В нескольких метрах от нее сидит медбрат. Ему уже за пятьдесят. Волосы поседели. На плечи он накинул белое больничное одеяло, а ноги скрестил и положил на соседний стул. Голова его клонится набок. Он спит. Я вижу, как подрагивают его руки и ноги. Наверное, ему снится новорожденный, которого мы спасли этой ночью.