Рэйчел Кушнер - Комната на Марсе [litres]

У Гордона был пропуск в эту часть тюрьмы, но жилые блоки и прогулочные дворы были для него закрыты, за исключением одного тюремного блока во дворе «А», 504-го, где он мог работать с заключенными из камер смертниц и карцера.

Гордон поначалу панически боялся камер смертниц, но оказалось, что они совсем не похожи на видения из его кошмаров. Он представлял себе железные решетки, средневековые картины безысходности. Но эти маленькие камеры с белыми стальными дверьми, снабженными стеклянными окошками, имели современный вид и были автоматизированы. Всего было двенадцать камер, по одной женщине в каждой, и узкая длинная комната со столами и швейными машинками за решеткой. Надзиратели открывали решетчатую дверь и пускали Гордона к ученицам, с каждой из которых он общался один на один, пока другие шили или вязали грубые коврики за столами рядом. Бетти Ля-Франс, не входившая в число учениц Гордона, всегда настаивала на разговоре с ним, а за вышиванием включала фоновую музыку на своем приемнике, который брала с собой из камеры. Эти женщины также делали поздравительные открытки, стараясь подражать фирменному стилю печатной продукции – лучшие из них напоминали открытки, продающиеся в магазинах подарков, с любезными напутствиями, набранными нейтральным шрифтом. Женщины могли свободно выходить из своих камер, пахнувших освежителями воздуха и устланных самодельными ковриками, вероятно, чтобы вызвать ощущение личного пространства и хоть какой-то пользы от их ручного труда, помимо перемалывания времени.

Они называли его голубчиком, пупсиком и красавчиком. Голубчик его вымораживал. Так называет Раскольникова старая процентщица Алена Ивановна перед тем, как он приводит в исполнение свой план и убивает ее, – во всяком случае, такое обращение выбрал переводчик романа на английский язык. Голубчик.

В карцере, располагавшемся над камерами смертниц, не было общей комнаты, и женщины не имели возможности для общения, кроме перекрикиваний. Они орали друг другу из камеры в камеру, дразнили надзирателей и просто шумели, чтобы как-то отвлечься. Гордон ждал в маленьком кабинете, пока к нему не приводили очередную ученицу, звеневшую цепями, и сажали в клетку, чтобы он провел урок. Именно так он познакомился с Роми Холл, которая теперь училась в его классе. Что он сразу отметил в ней – она смотрела ему в глаза. Многие из этих женщин смотрели ему в плечо или за спину. Они всячески избегали встречаться с ним взглядом. К тому же она сохранила привлекательность, несмотря на обстоятельства. Широко поставленные зеленоватые глаза. Губы бантиком, как говорят про такие, верхняя соблазнительно нависает над нижней. Ее губы как бы говорили: верь этому лицу. Но лицо говорило: я не то, чем кажусь. У нее была правильная речь, и читала она выразительно. Впрочем, ему не было дела до этого. Как не было дела ни до какой из женщин Стэнвилла.

Второй раз он увидел ее в одной из клеток, которые надзиратели называли вольерами, для прогулки заключенных карцера. Путь в блок 504 проходил мимо клеток, и инстинкт подсказывал ему не смотреть на женщин в этих зарешеченных коробках. Но Холл обратилась к нему так привычно, словно женщина на остановке, которая просит прикурить или спрашивает, когда придет следующий поезд.

Ему нравилось видеть ее в своем классе. Она прилежно читала. Многие из учениц, как думал Гордон, были недалекими, говорили на фене и смеялись над ним, но эта казалась вполне адекватной. Приговоры этих женщин выходили за границы его понимания – ПБПО, то есть пожизненное заключение без права досрочного освобождения, а то и несколько пожизненных. Даже одно пожизненное заключение ему было сложно осмыслить.

Он раздавал им ксерокопии книг, вроде «Джулии из племени Волков» и сочинений Лоры Инглз-Уайлдер, но не говорил им, что это детские книги, и ему было не важно, нравилось ли этим женщинам читать их. Он считал, что только такие книги они и могут осилить, если многие из них даже не окончили среднюю школу. Они писали округлыми печатными буквами, словно девочки-подростки. Даже мужеподобная Лондон, которую все называли Конан, писала такими же буквами. Лондон была умна, это не вызывало сомнений. Она ничего не читала, но веселила других, что значило немало.

– А бюст — это единственное число? – спросила Лондон.

– Наверно, смотря чей, – сказала другая ученица.

– Бюст Джонс. Напоминает название приключенческого фильма. Лейтенант Джонс и бюст судьбы.