Рэйчел Кушнер - Комната на Марсе [litres]

Норвежка потеряла интерес к Лоре Липп и пододвинулась ко мне.

– Тебе нравится «Айрон мэйден»? – спросила она. – Я их играю.

– У нас есть радио?

– Я радио в этой части цеха.

В тот день норвежка напевала разные песни. Чаще прочих «Бегите на холмы» и «Железный человек». Я снова попала в школу. Но когда она спросила, откуда я родом, и кивнула со словами «Фриско, клево», я почувствовала, что я очень далеко от родных мест. Ее я ни о чем спрашивать не стала.

Меня ни в малейшей степени не занимали подробности из жизни ее братьев и приятелей из «Нацистских бунтарей» [29] «Nazi Lowriders» ( англ. ) – тюремная банда белых расистов, действующая в Южной Калифорнии. в Сан-Бернардино или где бы то ни было. Пусть это снобизм, но есть культурная разница. Район Сансет не был таким уж утонченным местом, но рядом был Хейт-Эшбери [30] Центр психоделической революции 1960-х. , и потому мы чувствовали близость к более причудливой культуре, нежели обычная шпана, хотя среди нас были типы, ставшие потом законченными белыми шовинистами, такие как Дин Конте, унылый паренек из моей школы, над которым вечно стебались.

Дин Конте перемерил всевозможные личины маргинальности: книжный червь, поклонник Новой волны, скейтбордист, мирный панк, хардкорный панк, потом бритоголовый и в итоге неонацист в костюме при галстуке. Когда он был бритоголовым, Дин со своими дружками разгромил ярмарку на Хейт-стрит. Около шести вечера, когда ярмарка закрывалась и помост со столами убирали в грузовики, воздух на уровне головы – в зоне поражения – наполнился на 9/ 10пивными бутылками, спасибо бритоголовым. А раньше, когда Дин еще был книжным червем, он пригласил компанию ребят, прогуливавших школу, в дом его отца на Хьюго-стрит, где мы выпили весь отцовский алкоголь и подожгли занавески. Я не вспоминала о том дне, пока не увидела выросшего Дина по телевизору. Его пригласили на передачу как представителя белого шовинизма. Один из бритоголовых во время эфира кинул стул в ведущего и сломал ему нос.

Дин стал знаменитостью. Но я смотрела на него и видела мальчишку, а не взрослого. Я не оправдываю его идеи. Просто я знала его когда-то. Он был влюблен в Еву, а Ева филиппинка, но это его не останавливало. Обычная история. Я знала одного парня в школе, который потом попал за решетку и вступил в «Арийское братство». У него была черная подружка и цветные дети. В жизни все очень запутано, нравится это кому-то или нет. В людях больше тупизны, чем крутизны, нравится это кому-то или нет.

Перед ланчем Лора Липп просверлила себе руку сверлильным станком, и ее отвели в медсанчасть. На этом деревообделка для нее закончилась. Норвежка сказала, это ей в наказание за то, что вышла замуж за чурку. Норвежка была в тюрьме так давно, что не знала, что это словечко уже вышло из моды, его больше не использовали, и мне вдруг стало жаль ее.

Не знаю, хорошо это или плохо, но у нас с Джимми Дарлингом была привычка иногда жалеть всяких мракобесов.

Как, например, одинокую женщину за стойкой в пустом баре, с которой мы познакомились, катаясь по Валенсии, где Джимми преподавал. Нам нравилось выискивать что-нибудь достойное внимания среди этих жутких торговых рядов. Как-то вечером мы проехали мимо трейлерного парка в Санта-Кларите с обшарпанной табличкой «ЖИЛЬЕ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ». Ого, сказал Джимми. Можно только гадать, что это значит. Мы стали рассуждать, что у них там могут быть стеклянные душевые кабинки. Кровати с водяными матрасами. Это место для взрослых. Только для взрослых. Мы заметили таверну на заброшенной проселочной дороге, тоже почти заброшенную. Барменша сказала, что скоро купит это заведение, но ей не нравится мексиканская клиентура.

– Ты с ними только отвернись, – сказала она, – сразу прирежут.

Она спросила нашего совета, как ей повысить число белых посетителей.

– Предложите сэндвичи, – сказал Джимми.

– Черт, это хорошая идея.

Они с Джимми принялись на все лады обкатывать ее кулинарию.

– Пикули, – сказал Джимми. – Картофельные чипсы.

Она не понимала, что он шутит. Он шутил с серьезным видом.

На стене над нами висели плакаты, гордо демонстрировавшие мебель, собранную заключенными Стэнвиллского тюремно-трудового деревообделочного цеха.

Вот что мы делали:

Судейские кафедры, скамейки для присяжных заседателей, калитки зала суда, свидетельские трибуны, пюпитры, судейские молотки, панели для судейской половины, деревянные клетки для содержащихся под стражей обвиняемых в зале суда, деревянные рамки для государственной печати, используемой в кабинете судьи, и судейские кресла, которые обивались в следующем цехе.