Уильям Голдинг: Повелитель мух

— Так мы ведь уже, — сказал Хрюша. — Мы же только что спрашивали.

— Мы не младенцы, — сказал Меридью. — С какой стати мне называться Джеком? Я — Меридью.

Ральф посмотрел на него искоса. Да, это был голос человека серьезного, который знает, чего он хочет.

— Потом этот, — Хрюша уже разогнался, — ой, я забыл…

— Ты чересчур много болтаешь, — сказал Джек Меридью. — Заткнись, Жирняй.

Раздались смешки.

— Вовсе он не Жирняй, — крикнул Ральф, — его истинное имя — Хрюша!

— Хрюша!

— Хрюша!

— Ой, Хрюша!

Тут раздался настоящий взрыв хохота, хохотали все, даже самые маленькие. Смех вдруг сплотил мальчиков, и только Хрюша остался вне этого тесного дружеского кружка. Он залился краской, насупился и опять занялся очками.

Наконец смех замер и продолжалась перекличка. Был тут Морис, второй в хоре по росту после Джека, но плотней; он все время улыбался. Был тощий дичок, которого никто не знал; погруженный в себя, он скрытно держался в сторонке. Пробормотал, что зовут его Роджер, и снова умолк. Билл, Роберт, Харольд, Генри; тот мальчик из хора, который упал в обморок, теперь сел, прислонясь к пальмовому стволу, бледно улыбнулся Ральфу и назвался Саймоном.

Потом Джек сказал:

— Надо решить, как нам спасаться.

Пронесся гул голосов. Совсем маленький мальчик — Генри — объявил, что он хочет домой.

— Тише вы, — проговорил Ральф рассеянно. Он поднял рог. — По-моему, чтобы решать, сначала надо выбрать главного.

— Главного! Главного!

— Главным могу быть я, — без обиняков сказал Джек, — потому что я староста и я запеваю в церкви и до-диез могу взять.

Снова гул голосов.

— Ну и вот, — сказал Джек, — я…

Он запнулся. Черненький — Роджер — наконец-то расшевелился, он предложил.

— Давайте проголосуем.

— Ага!

— Голосуем за главного!

Выборы оказались забавой не хуже рога. Джек, было, начал спорить, но кругом уже не просто хотели главного, но кричали о выборах и чуть не все предлагали Ральфа. Никто не знал, почему именно его; что касается смекалки, то уж скорей ее проявил Хрюша, и роль вожака больше подходила Джеку. Но Ральф был такой спокойный, и еще высокий, и такое хорошее было у него лицо; но непостижимее всего и всего сильней их убеждал рог. Тот, кто дул в него, а теперь спокойно сидел на площадке, держа на коленях эту хрупкую красивую штуку, был, конечно, не то, что другие.

— Который с раковиной!

— Ральфа, Ральфа!

— Пусть с трубой будет главный!

Ральф поднял руку, прося тишины.

— Хорошо. Кто за Джека?

С унылой покорностью поднялись руки хористов.

— Кто за меня?

Руки всех, кто не в хоре, кроме Хрюшиной, тут же взлетели вверх. Хрюша посмотрел, подумал и тоже нехотя потянул руку.

Ральф посчитал:

— Значит, главный — я.

Все захлопали. Хлопал даже хор. Лицо у Джека вспыхнуло от досады, так что исчезли веснушки. Он дернулся, хотел встать, раздумал и снова сел под длящийся грохот рукоплесканий. Ральф смотрел на него, ища, чем бы его утешить.

— Хор, конечно, остается тебе.

— Пусть они будут солдаты!

— Или охотники!

— Нет, лучше пусть…

Веснушки вернулись на лицо Джека. Ральф помахал рукой, прося тишины.

— Джек отвечает за хор. Они будут — ну кто, как ты хочешь?

— Охотники.

Джек и Ральф улыбнулись друг другу с робкой симпатией. И все затрещали наперебой.

Джек встал.

— Ладно, хор. Можете разоблачаться.

Будто их распустили с урока, мальчики повскакивали с мест, загалдели, побросали на траву плащи. Свой Джек расстелил на пальме рядом с Ральфом. Его серые шорты прилипли к телу от пота. Ральф посмотрел на них восхищенно, и, перехватив этот взгляд, Джек объяснил:

— Я гору хотел перейти, поискать воду. А тут твоя раковина.

Ральф улыбнулся и поднял рог, требуя тишины.

— Слушайте, слушайте. Мне нужно время, чтобы все обдумать. Я еще не решил с чего начинать. Если это не остров, нас сразу спасут. Так что надо разобраться, остров это или нет. Все остаются здесь. Никуда не расходиться. Мы втроем — больше не надо, только запутаемся и потеряемся, — мы втроем пойдем в разведку. Пойду я, Джек и… и…

Он обвел глазами круг возбужденных лиц. Пойти рвались все.

— И Саймон.

Вокруг Саймона захихикали, и он встал, посмеиваясь. Теперь, когда обморочная бледность прошла, он оказался маленьким, щуплым, живым и глядел из-под шапки прямых волос, черных и жестких.

Он кивнул Ральфу:

— Я пойду.

— И я…

Джек выхватил из-за спины большой охотничий нож и всадил в дерево. Поднялся и замер гул.