Уильям Голдинг - Повелитель мух

— Ты чего?

Ральф сказал вслух:

— Саймон.

Хрюша ничего не сказал, только мрачно кивнул. Оба смотрели на место главного, на сверкающую лагуну, и все расплывалось у них перед глазами. По грязным телам прыгал зеленый свет и блестящие зайчики.

Наконец Ральф встал и направился к рогу. Он ласково обхватил раковину и, став на колени, привалился к лежащему стволу.

— Хрюша.

— А?

— Что же делать?

Хрюша кивком показал на рог.

— Ты бы…

— Созвал собрание?

Сказав это, Ральф едко засмеялся, и Хрюша насупился.

— Все равно ты же главный.

Ральф засмеялся снова.

— Ну да. Над нами-то ты же главный.

— У меня рог!..

— Ральф! Хватит тебе смеяться! Не надо так! Слышь? Ральф! Ну что другие подумают?

Наконец Ральф перестал смеяться. Он весь дрожал.

— Хрюша.

— А?

— Это был Саймон.

— Ты уже сказал.

— Хрюша.

— А?

— Это было убийство.

— Хватит тебе! — взвизгнул Хрюша. — Ну чего, зачем, какой толк это говорить?

Он вскочил на ноги, наклонился над Ральфом:

— Было темно. И был этот, ну, танец треклятый. И молния была, гром, дождь. Мы перепугались.

— Я не перепугался, — медленно выговорил Ральф. — Я… я даже не знаю, что со мной было.

— Перепугались мы! — горячо заспешил Хрюша. — Мало ли что могло случиться. И это совсем не… то, что ты сказал.

Он махал руками, подыскивая определение.

— Ох, Хрюша!

У Ральфа был такой голос, хриплый, убитый, что Хрюша сразу перестал махать. Он наклонился к Ральфу и ждал. Ральф, обнимая рог, раскачивался из стороны в сторону.

— Неужели ты не понимаешь, Хрюша? Что мы сделали…

— А вдруг он еще…

— Нет.

— Может, притворился просто…

Хрюша взглянул в лицо Ральфу и осекся.

— Ты стоял рядом. Ты не входил в круг. Ты в стороне стоял. Но разве ты не видел, — нет? — что мы… что они сделали?

В голосе было отвращенье, тоска, но он и дрожал от напряжения:

— Ты не видел, Хрюша?

— Не очень я видел. Я ж одноглазый теперь. Пора бы запомнить, Ральф.

Ральф все раскачивался из стороны в сторону.

— Это несчастный случай, — вдруг выпалил Хрюша. — Вот это что. Несчастный случай. — Голос Хрюши снова сорвался на визг. — И чего он вылез в такую темь? Зачем ему было из темноты выползать? Чокнутый. Сам нарывался. — Хрюша снова отчаянно замахал руками. — Несчастный случай…

— Ты не видел, что они сделали…

— Слышь-ка, Ральф. Нам надо про это позабыть. Нельзя нам, не для чего нам про это думать, понял?

— Я боюсь. Я нас самих боюсь. Я хочу домой. Господи, как я хочу домой.

— Это несчастный случай, — упрямо твердил Хрюша. — Вот и все.

Он взял Ральфа за голое плечо, и Ральф вздрогнул от человеческого прикосновения.

— И слышь-ка, Ральф, — Хрюша быстро оглянулся и наклонился к Ральфу, — ты и виду не показывай, что мы тоже там были, когда этот танец. Ты Эрикисэму не говори.

— Но были же мы! Мы все!

Хрюша покачал головой:

— Мы-то не до конца. Да они ж в темноте и не разглядели. Ты вот сам сказал — я в круг не входил…

— И я, — бормотнул Ральф, — я тоже рядом стоял.

Хрюша кивнул облегченно:

— Правильно. Мы рядом стояли. Мы ничего не делали, мы ничего не видели.

Хрюша помолчал, потом заговорил снова:

— Ничего, вчетвером будем жить. Во как заживем.

— Ну да, вчетвером. Мы за костром следить не сможем.

— А мы попробуем. Видишь? Я зажег.

Близнецы вышли из лесу, волоча большое бревно. Бросили его у костра и повернули к бухте. Ральф вскочил на ноги.

— Эй, вы! Оба!

Близнецы на секунду застыли, потом опять пошли.

— Ральф, они же купаться идут.

— Лучше сразу с этим покончить.

Близнецы страшно удивились, заметив Ральфа. Вспыхнули и посмотрели куда-то мимо.

— Привет. И ты тут, Ральф?..

— А мы в лесу были…

— Дрова собирали.

- …для костра…

— Мы вчера заблудились.

Ральф пристально разглядывал свои ноги.

— Вы заблудились уже после…

Хрюша чистил стеклышко.

— После пира, — глухо выдавил Сэм. Эрик кивнул. — Да, уже после пира…

— Мы рано ушли, — быстро вставил Хрюша. — Мы устали.

— Мы тоже…

— Совсем рано…

— Мы очень устали.

Сэм тронул ссадину у себя на лбу и тут же отдернул руку. Эрик теребил разбитую губу.

— Да. Мы очень устали, — повторил Сэм. — Вот мы рано и ушли. Ну, а как…

В воздухе тяжко повисло несказанное. Сэм поморщился, и у него с губ сорвалось это пакостное слово:

- …танец?

От воспоминания о танце, при котором ни один из них не присутствовал, затрясло всех четверых.