Владимир Шапко - Переезд на юг

Этот дом по подложным документам арестовал и присвоил себе судья Мерзляков.

Будь ты проклят гад!

Агеев повернулся к другу:

– Вот это да-а, и жильё отобрали, и теперь ещё и посадят. Ты видел эту надпись раньше? Ты же здесь ходишь.

– Нет, не видел.

– Ну всё. Уже ищут несчастного. Точно. В какое время мы живём! Что творится вокруг, Женя!

Уходя, долго оборачивались. Беспокоились о судье Мерзлякове. И что теперь делать ему? С забором? Затирать надпись или весь забор сразу красить? А если диверсанта не поймали – тот ведь снова напишет. Большой геморрой теперь у судьи Мерзлякова, мать его!

– Да ещё и в сеть видео выложат, – добавил беспокойства Табашников. Дескать, геморроя-то Мерзлякову сразу резко прибавится. А?

– Точно!

Уже посмеивались. А потом и хохотали. Хоть так гадов прищучивают! Хоть так достают! Впрочем, прославляй всех теперешних мерзляковых, не прославляй, с них – как с гуся вода.

– Как с десятков тысяч гусей вода, – тут же подсчитал и выдал полные цифры Табашников. Прямо бухгалтер. С дипломом. (Въедливый.)

– Точно, Женя.

Наконец дошли до магазина строительных материалов.

Внутри ходили вокруг ванны с ножками. Настоящей ванны – чугунной, матово-белой внутри, прочной. Лежи в ней, как в люльке. Купайся, от радости хлопай воду!

Агеев быстро обмерил всю – точно встанет на место душевой кабины, которую к чёртовой бабушке! Даже зазоры у стен будут. Ну, Женя? В кассу?

Но Табашников колебался.

– Нет, Гена. Дорого для меня.

– Да бери! Поставим вместе за день!.. Давай половину я добавлю, возьму у Андрея и добавлю. Потом отдашь. А?

Табашников представил Андрея, как тот хмурится, прежде чем дать отцу деньги – поспешно сказал:

– Нет. Не по зубам. Извини.

– Так какого ты чёрта тащил меня сюда?

Табашников говорил в оправдание, что просто цен теперешних не знал. Добавил:

– Да я уже и привык к кабинке. К душевой. Заскакиваю в неё как козлик. Помнишь твоё пожелание?

– Дурак ты, Женя. Честное слово.

Вернулись к Табашникову. В кухне Агеев сидел в плаще, молчал, но домой не уходил. Точно из упрямства. Никак не мог отойти от облома в строительном. День насмарку. Ведь договорились же купить!

Табашников чувствовал себя виноватым. Молчком гоношил обед, зная, что Агеев никуда не уйдёт, пока не выговорится. В телевизоре, понятное дело, – передача.

Видимо, полулегально, подняв старые связи, опять появился на «Культуре» человек нелояльный к властям, изгнанный со всех федеральных каналов. Кучерявый, упитанный, сидел в кресле косо, ухватом, со скрещенными ножками. Ранее всегда весёлые карие глаза цыгана грустили. (Человеку надоело бороться, вбивать дуракам простые истины.)

Табашников отставил сковородку, оживился:

– Послушай, послушай, что говорит!

Агеев посмотрел:

– А, этот… Такой грустной попой весело не пукнешь.

Табашников захохотал: ну ты скажешь!

– Не я это сказал – одна умная женщина. А если серьёзно – конечно, тоже умный, конечно, хорошо образован. Однако всё у него почему-то по верхам. Хватается за что угодно. За политику, за искусство, за литературу. Кто-то сравнил его с человеком-оркестром, работающим на бульваре. Одновременно он и поёт, и в губную гармошку дует, и бренчит на банджо, и барабан с тарелками у него за спиной ухает.

– Да ты послушай его. Верно же говорит.

– Возможно, Женя, возможно. Только я тебе отвечу словами такого же диссидента, как и этот говорун. Не совсем точно, по памяти: «Не бойтесь мора и глада, а бойтесь только того, кто скажет: я знаю, как надо!»

Потом обедали. В телевизоре опять дрались, матерились необразованные примитивные некрасивые люди. Мужского и женского пола. Люди русского дна.

Табашников хотел выключить. Но Агеев придержал его:

– Погоди. (Ликбез Агеев не закончил.) Ты вот не любишь такие передачи. А ты не задумывался, почему показывают всё это в прямом эфире. Почему идёт такое бесстыдство сейчас на телевидении. Почему находят и привозят таких людей. И выставляют на позорище всемирное? (Табашников, естественно, не задумывался. Куда ему!) А всё просто, Женя – для рейтингов телеканалов. Чтобы привлечь как можно больше зрителей с разинутыми ртами: ух ты! во дают! Чем больше людей смотрят такое, тем выше рейтинг у телеканала – тем дороже реклама на нём. Деньги там крутятся немалые. Деньги. Понимаешь? (У Табашникова будто сдирали душу – две бабёнки рвали друг у дружки волосы.) Все телеканалы дерутся между собой за рейтинг. Вот как эти две тётки. А как его поднять, как привлечь зрителей? Только низменным, грязным. Высокое, чистое, вечное – не катит уже. Давно его похоронили. Ещё в 90-е. Цензуры никакой. Показывай, что хочешь. Вот всю грязь и вытащили на экран.