Пол опять обворожительно улыбнулся, еще вчера его улыбка свела бы меня с ума. Сегодня она меня не трогала.
— Ну ладно, мне пора на встречу. Спасибо что пришел, счастливо тебе долететь. Ты уверен, что не можешь получить назад свой билет?
Улыбка Пола слегка поблекла и осыпалась с лица сухой штукатуркой.
— Ты что, не приглашаешь меня к себе?
Я отрицательно покачала головой.
— Я, как Татьяна Ларина, — за руку держал — жанись. То есть жениться-то я как раз и не хочу, но это дело не меняет. Короче, поезд ушел, и тебя в нем не оказалось. Пишите письма.
Пол все еще медлил.
— Это что — мне нужно уходить?
Я кивнула.
— После всего, что ты мне обещала?
Тут я не выдержала.
— Да не обещала я тебе ничего! Ну все, мне пора.
Я решительно направилась к двери, но Пол схватил меня за рукав.
— Ты не смеешь вот так просто уйти! Я тебя столько времени ждал.
Я, не останавливаясь, двинула его под дых так, что он осел на пол и стал беззвучно хватать воздух губами, как ослепительно красивая гигантская гуппи.
— Посиди подумай. В другой раз будешь посмышленее.
Я добралась до стоянки, села в свою Вольвочку и поехала к «Марриоту». Ну вот и славно, говорила я сама себе, я вновь свободна, я, как всегда, избавилась от всех отношений, и мой дом при мне — радуйся! Но радоваться совсем не хотелось, зато очень хотелось плакать, чего я позволить себе совершенно не могла, поэтому пришлось усиленно заниматься глубоким йоговским дыханием все дорогу до гостиницы.
Когда я подъехала, до начала встречи оставалось еще минут пятнадцать, но места на парковке около гостиницы уже были все забиты. Я сделала несколько кругов, пока не умудрилась влезть на местечко, только что покинутое отъезжавшим автомобилем.
Оттуда до гостиницы, где должна была происходить встреча, было несколько кварталов, и я постаралась побыстрее их пройти — кто знает, кто бродит в темных переулках в поздний час.
Все же, не в силах удержаться от врожденного любопытства, я с интересом всматривалась во все встречающиеся мне по дороге витрины. К моему немалому удивлению, оказалось, что почти все они принадлежат бизнесам по переделке и подгонке готовой одежды.
Я и не знала, что переделка платьев, пошитых талантливыми, но безымянными китайскими мастерицами, так ценится в Денвере — судя по району, этот бизнес приносит немалые деньги.
— Прикроют нашу лавочку — пойду в портнихи в одно из этих заведений, — решила я, и обрадованная неожиданным решением проблемы безработицы, бодро шагнула под своды «Марриота».
Не увидев ни одного объявления о «Голливудском библиотекаре», я подошла к портье и осведомилась, где происходит это мероприятие. Он оглядел меня с головы до ног с изумленным видом и указал на ведущую на второй этаж лестницу.
Я поднялась по ней, взяла выданный мне пакетик с воздушной кукурузой и стакан газированной воды, олицетворяющей кинопромышленность, и прошла в зал, где немедленно столкнулась с Жаклин.
Жаклин была грустна. Она с печалью поглядела на меня.
— Я заняла тебе место, садись, — вздохнула моя начальница. И вдруг с подозрением воззрилась на меня:
— Скажи, когда ты заходила в отель, к тебе кидался портье с вопросом: «Вы, наверное, идете на встречу библиотекарей?»
— Нет, ко мне никто не кидался. Я еле нашла этот митинг.
— А ко мне кидался. Скажи, — в голосе Жаклин зазвучали надрывные нотки, — Я правда выгляжу, как библиотекарь?
Я ее тщательно оглядела с головы до ног. Откашлялась.
— Ну… я не знаю, как библиотекарь должен выглядеть… У меня никогда не было стереотипов. Единственный библиотекарь, которого я знала с детства — это была моя мама, а она всегда выглядела очень хорошо.
Тут я почему-то вспомнила давно забытую сцену из детства. Празднично одетые люди. Музыка, воздушные шары, транспаранты.
Открытие библиотеки. Моя мама — заведующая, — разрезает ленту, играет туш. Меня, трехлетнюю щекастую девочку, всюду сующую свой нос, подводят к книжным полкам.
— А вот Инночка уже умеет читать. Сейчас нам Инна прочтет название какой-нибудь книжки…
Мне суют в руки белый переплет. Гордая оказанным доверием, я громко читаю:
— Слава без имени… — Замолкаю на мгновение, вспомнив своего лучшего друга по песочнице Славу, потом удивленно озираю собравшихся:
— Как это — Слава без имени? Если его зовут Слава?
Долгий неумолкаемый хохот… Я чуть не реву — почему они все смеются? — а мой молодой еще папа хватает меня на руки и поднимает высоко-высоко, и целует в обе щеки, а мама задорно улыбается и гладит по голове и говорит:
Читать дальше