Стэйси О'Брайен - Сова по имени Уэсли [litres]

Проснулась я, когда мать Гая, Эйлин, заглянула в комнату.

– Стэйси? Привет. Я Эйлин, мама Гая. Прости ради бога, что так бесцеремонно врываюсь и бужу, но тут твоя мама звонит.

Сонливость как рукой сняло. Уэсли! Он в порядке?

– Просила передать, что спрашивала… – Эйлин глянула на записку в руке. – Я, кажется, как-то не так ее поняла… Но, в общем, она спрашивала на какой… Э-э… На какой режим в, ну… Микроволновку, да?

Я кивнула, подбадривая ее.

– В микроволновку ставить… Я точно ее не расслышала. Кажется, она сказала «мышей». Мышей?

– Ну да, – пробормотала я.

– Ладно. Ну вот, то есть на какой режим ставить в микроволновку мышей размораживаться. Размораживаться?

Я кивнула. Вот тебе и «не станем никому рассказывать».

– А, хорошо. На какой режим ставить и сколько их… Э-э… Размораживать… Для-я… Совы?! – выпалила она, кажется, чувствуя себя глупо.

– Это для Уэсли. Я же ей все написала, она должна была звонить только в случае каких-то ЧП. Простите, пожалуйста.

– А, да ничего, все в порядке, но что мне ей сказать? Она все еще на телефоне.

Супер.

– Ох, простите, Эйлин. Пусть поставит на разморозку на двадцать секунд. Потом пускай достанет пакетик с четырьмя мышами из печки и оставит просто полежать, пока температура в нем не станет равномерной – ни горячих, ни холодных участков. Скажите, что можно еще немного помять пакетик руками, чтобы убедиться, что они мягкие и что он сможет их целиком проглотить.

Эйлин, судя по виду, была на грани обморока.

Она ушла передавать мой ответ маме, а я упала лицом в подушку.

– О не-е-е-е-е-е-ет, – простонала я.

Как выяснилось, нужды скрываться на самом деле не было – родители Гая оказались прекрасными людьми. Однажды мы с ними ездили отдыхать в глубинку на десять дней на реку Маккензи, бродили там по девственным лесам, где с деревьев свисал мох и обитали желтые слизни и тигровые саламандры. Собирали дикую ягоду и пили из ледяных источников. То был настоящий рай на земле.

Эйлин очень заинтересовалась Уэсли. Она сказала, что если уж я записывала его звуки дома (подробности про спаривание с моей рукой я опустила), то мне стоило бы записать и звуки очень редкой краснокнижной пятнистой неясыти, которые они иногда слышали, сидя на террасе. Они с Гаем были уверены, что сумеют поймать эти звуки на пленку. Я решила, что народ в Калтехе будет весьма рад записям звуков этого вида.

Я тогда довольно рано легла спать, а проснувшись утром обнаружила у себя на тумбочке кассету, подписанную «Звуки северной пятнистой неясыти».

Я молниеносно оделась и спустилась на кухню, где как раз завтракала вся семья.

– Что это? – спросила я.

– Мы с Гаем ночью сделали вылазку и записали для тебя звуки пятнистой неясыти, – ответила Эйлин.

– Что, правда? – я была просто в восторге.

– Да, покатались по округе, нашли подходящее место, остановились и записали.

Гай энергично кивнул, глотая свой завтрак. Я была очень тронута. Эта семья, связанная с лесозаготовительной промышленностью, приняла меня и столько для меня делала!

По дороге домой мы заехали к Вэнди, которая теперь жила в небольшом коттеджике в лесах Орегона. Она была рада наконец-то познакомиться с Гаем, про которого я уже несколько месяцев столько ей рассказывала по телефону.

– Пойдем, Стэйси, ты просто обязана это увидеть! – Вэнди вместе с Энни отвела нас за дом, где стоял большой вольер, в котором обитали собака по имени Кортни, гигантский бурый норвежский кролик и молодой олененок. Рыжевато-коричневый с пятнышками, большеглазый олененок был прекрасен, и мы по очереди кормили его из бутылочки.

– У них просто потрясающие отношения друг с другом.

Стоило Вэнди это произнести, как крольчиха постарше, самая, кстати, большая из всех, что я когда-либо видела, по имени Свирепая, потрогала олененка за ноги лапами, тот склонился к земле, а Свирепая запрыгнула ему на спину и развалилась на нем, явно намереваясь вздремнуть.

– Пару недель назад олененок выбрался из загона, испугался какой-то собаки и убежал. На следующий день исчезла Кортни, оставив порванный ошейник. Мы с Энни чуть с ума не сошли от горя. А три дня спустя Кортни вернулась, ведя за собой олененка.

Вэнди хохотнула.

– В дикой природе олень и собака были бы врагами. Когда он подрастет, я сдам его в центр реабилитации. Это пятнистый олень, такие здесь не водятся, так что выпускать его на волю здесь нельзя – он может нарушить местную экосистему. Конечно, Кортни и Свирепая будут по нему скучать.