Стэйси О'Брайен - Сова по имени Уэсли [litres]

Энни со временем оценила всю серьезность произнесенного вслух «нет» и стала только что не замирать на месте, услышав его от одной из нас. Уэсли, однако, в подобной ситуации замирал лишь на пару секунд – поразмыслить на тему того, стоит ли прислушиваться ко мне или же нет. Несмотря на то что он прекрасно знал значение этого слова, он все равно оставался собой – упрямой и дикой совой. Большинство людей предпочитают иметь дело с социальными животными, так как те обычно более податливы. Своеволие сов часто трактуется совершенно неверно. Мне как-то сказали, что совы «тупые», а позже выяснилось, что тот человек имел в виду невозможность натаскать сову на выполнение команд. А это меж тем – две совершенно разные вещи. Сова как раз весьма и весьма умна, просто она – сама себе голова и не станет подчиняться никому из окружающих. А с какой стати? В дикой природе совы – одиночки, хоть и безгранично преданы своим партнерам.

В первый год жизни Уэсли я неотрывно наблюдала за ним во время всех его игр и развлечений, следя, чтобы он ничем себе не навредил. Опасность таилась на каждом углу, и в мои материнские обязанности входило практически ежедневное спасение его жизни. Помимо оборудования спальни специальной «защитой от детей», я тщательно контролировала все, что могло попасть в нашу комнату. Стаканы и вазы, к примеру, были под запретом, так как Уэсли мог их разбить и пораниться осколками. Помимо очевидно токсичных жидкостей вроде средств для удаления засора и отбеливателей, опасны были любые напитки, содержащие кофеин – то, что мы потребляем для заряда бодрости каждое утро, способно вызвать у птицы сердечный приступ. Растения могли быть опасны из-за целого ряда составляющих, поэтому их я тоже держала подальше от Уэсли. Никаких пластиковых пакетов – Уэсли мог засунуть в такой пакет голову, запутаться в нем и задохнуться. В конце концов, пришлось снять все картины, так как периодически в ходе своих игр Уэсли падал на пол вместе с ними и ушибался. В комнате не было предметов, которые могли врезать ему по лицу при приземлении на их край, таких как блюдца и тарелки. Любые сколько-нибудь ценные документы хранились строго в выдвижных ящиках, чтобы Уэсли не добрался до них и не порвал на кусочки.

Поскольку мы жили в стране с относительно высокой сейсмической активностью, вся мебель была прикреплена к стенам дюбелями, а на стене рядом с насестом Уэсли не висело ничего, что могло бы упасть. Землетрясения обычно начинались с легких толчков, которые тут же настраивали всех на отработанное поведение при ЧП.

Под насестом Уэсли стояла его переноска, в которую я тут же засовывала его при первых подземных толчках. Он, кажется, примерно понимал происходящее, потому как спокойно сидел в переноске, вполне довольный жизнью, пока все не успокаивалось и я не выпускала его обратно.

Время летело стрелой. Казалось, я только пару недель назад забрала Уэсли к себе, и вот он уже празднует свой первый день рождения – десятое февраля. Мы с доктором Пэнфилдом прикинули, что в нашу первую встречу в Калтехе в День святого Валентина ему должно было быть дня четыре, так что я официально постановила, что день рождения (или день вылупления?) у него – десятое число. Я решила, что настало время впервые дать ему живую мышь, в честь всего, чему он научился и чего достиг за этот год. В конце концов, он уже некоторое время оттачивал свое мастерство охотника – так почему бы не позволить ему попрактиковаться на настоящей жертве? Я, однако же, весьма серьезно подошла к вопросу и оставалась неподалеку, чтобы вмешаться, если он станет мучить или пугать мышь вместо того, чтобы мгновенно ее убить.

Я взяла маленькую мышку и посадила в душевую кабину, из которой она не могла выпрыгнуть. Это давало Уэсли время на то, чтобы спокойно прицелиться и схватить ее. Я была уверена, что Уэсли взлетит, спикирует на мышь, схватит ее когтями и ударит клювом по шее, как в случае с тем контейнером для пленки. Не тут-то было. Уэсли испугался живой мыши до трясучки – спрятался за дверью ванной комнаты и тихо шипел. Собрав в когтистый кулак остатки храбрости и гордости, он все же вышел к мыши и встал перед ней, медленно делая «совиное не-не-не». Не чувствуя никакой угрозы, мышь продолжала умывать мордочку. Доктор Пэнфилд предупреждал, что сова, росшая с человеком, никогда не научится охотиться сама, так что этого, в принципе, следовало ожидать. Причин тут могло быть несколько. Для начала очевидно, что сова, выращенная человеком, за отсутствием родителей этого самого человека и копирует. Гораздо интереснее было то, что он стал угрожать мыши. Возможно, он был сбит с толку, поскольку раньше видел мышей только дохлыми, и зрелище живого грызуна напугало его, потому он и встал в защитную позу. А может быть, причины были куда более сложные.