Самид Агаев - Правила одиночества

– А, это ты… Что так поздно? Обещал прийти поболеть.

– Ну я же не мог в класс зайти, я давно уже здесь стою, болею.

– По твоему цветущему виду не скажешь, что ты очень болел за меня, переживал.

– У меня замедленная реакция, – объяснил Ислам, – вот увидишь, через час свалюсь с ног.

– То есть с тебя сейчас нельзя глаз спускать.

– Ты в самую точку попала, не спускай с меня глаз, пожалуйста.

– Вот еще, делать мне больше нечего.

– А сколько мы получили? – спросил Ислам.

Лана показала четыре пальца.

– Потрясающе, – воскликнул Ислам, – я теперь буду к тебе только на «вы» обращаться, то есть к вам.

– Это еще почему?

– Человек, сдавший экзамен по математике на четыре, заслуживает уважения, – пояснил Ислам.

– Да я списала, – простодушно сказала девушка.

– Чистосердечное признание заслуживает еще большего уважения, – заявил Ислам, – пожалуй, я сзади буду идти.

– Да ладно тебе, – засмеялась девушка, – иди рядом, все польза какая-то.

– Вот как, – удивился Ислам, – это какая же?

– Не пристают.

– А-а, действительно положительный момент налицо. Но зато, как смотрят, – заметил Ислам.

– Да уж, – согласилась девушка, – смотрят. Так смотрят – прямо дырку прожигают.

На улице в самом деле не было ни одного человека, который не проводил бы их взглядом. В провинциальном городе развлечений мало. Они прошли улицу, ведущую к центру города, к перекрестку, к которому выходил своими витринами универмаг. Здесь бездельников было еще больше, вернее, здесь были одни бездельники, не считая, конечно, таксистов, которые бездельничали вынужденно.

– Ты торопишься? – спросил Ислам. – Погуляем, может быть?

– Не, не могу, умираю от голода, извини.

– Да нет, ничего, причина серьезная, я понимаю.

Она что-то уловила в голосе Ислама, посмотрела подозрительно.

– Издеваешься?

– Что ты, кто над тобой будет издеваться, двух дней не проживет, – пообещал Ислам.

– Поживем – увидим, – заявила Лана.

– Хочешь газировки? – предложил Ислам.

– Нет.

– А мороженого?

– Нет.

– Почему?

– Аппетит не хочу перебивать. Дальше не ходи. Здесь расстанемся.

– До дома далеко же еще.

– Там на углу, в киоске, наш сосед работает, увидит – матери скажет.

– Вечером встретимся? – спросил Ислам.

– Не могу, вечером отец с братом уезжают, мы с мамой провожать пойдем.

– Какой вагон? – деловито спросил Ислам.

– Зачем тебе? – насторожилась Лана.

– Я тоже приду, может, вещи, там, помочь поднести.

– Вот еще, не вздумай, – испугалась девушка, – я вообще с тобой разговаривать перестану.

– Хорошо, не буду, – пообещал Ислам, – вещи подносить, я только издали посмотрю на тебя.

– Ну, издали можно, – согласилась Лана.

– А завтра что ты делаешь?

– Завтра с утра на море пойду.

– С мамой.

– Нет, маме некогда, она поедет в Алексеевку к бабушке, я пойду с соседями.

– Ну, значит, завтра на море и увидимся.

– Ладно, пока.

– Пока.

Ислам повернулся и, насвистывая под нос мелодию из кинофильма «Бобби», пошел обратно. Несколько раз обернулся вслед девушке. На углу выпил газировки, купил кулечек жареных семечек, высыпал их в карман, а кулечек скомкал и бросил в канаву. Канализация в Ленкорани была открытого типа (впрочем, за прошедшие с тех пор тридцать лет там ничего не изменилось, там вообще время течет медленней). Шел, глядя себе под ноги, улыбаясь собственным мыслям. У входа в парк остановился, вспомнив, что не спросил у девушки, где именно на море она будет купаться, но бежать за ней было поздно. Ислам чертыхнулся, что, учитывая символичность имени, было ему совсем не к лицу, и вступил в парк.

Тенистая аллея делила его на две части: с одной – тир, бильярд, качели, карусели, летний кинотеатр, а с другой – шахматный клуб, закусочная с прилепившейся к ней чайханой, известной на всю страну: как-то заезжий фотокорреспондент сфотографировал заведующего, старика чайханщика по имени Мамади и опубликовал колоритный снимок в популярном журнале «Огонёк». Чайханщик позировал на фоне огромного самовара, держа в одной руке большой фарфоровый заварочный чайник, треснутый, затянутый в проволочный корсет, а в другой – целых шесть стаканчиков армуди в блюдцах, поставленных друг на друга. Собственно парк «Дружба» был не простым парком, а дендрарием бека, бывшего правителя Ленкорани, деревья, растущие в нем, имели почтенный возраст и мудреные названия.

Давным-давно, когда Ислам еще учился в начальных классах, во время грозы от сгнившего ствола отвалилась крупная ветвь и своим острием угодила точно в голову старика, который в этот момент шел по парку, держа над головой большой черный зонт. Они на перемене бегали смотреть на оставшуюся лужу крови и порванный зонт. С тех пор всякий, кто ступал ногой на аллею, вначале опасливо задирал голову, но все равно шел, рискуя собственной жизнью. Общественность какое-то время требовала, чтобы трухлявые деревья спилили, но власти ответили, что реликтовые деревья представляют научный интерес и повесили на них таблички, после этого общественность быстро угомонилась, многие стали гордиться парком и забывать о дамокловых мечах.