Юрий Салов - Гонки по лабиринту

- Нет, - покачал головой парень. - ни одного человека. Какие постояльцы, когда в другом крыле ремонт. Да и так он только летом работал, когда здесь восстанавливались наши военные и ополченцы. Ни у местных ни у элэнэровцев нет денег, чтобы здесь отдыхать.

- А рабочие?

- Новую партию материалов обещали завезти только в начале следующего месяца, - потушил окурок в пепельнице парень. - их же из России поставляют. Пока все согласуют, пока все бумаги оформят и там и здесь... Так что никакое соседство вам здесь не грозит.

- Как тебя зовут? - спросил парня Андрей.

- Неважно, - парень встал, собираясь уходить. - я включил подачу воды на этот объект, так что сможете утолить жажду из-под крана. И вот что: когда стемнеет, лучше не включайте свет, не привлекайте внимания. Шторы шторами, но лучше не рисковать.

Он встал и отряхнув куртку, остановился у двери номера.

- Это ключи от этой комнаты, - он положил связку на стол. - извините, только одна пара.

Когда за парнем тихо закрылась дверь, Андрей встал и прошелся по комнате.

Он смотрел на Елену, пока курил, но она не отрывала взгляда от пола. Наконец, почувствовав, что он смотрит на нее, она перевела взгляд на него, и он увидел в нем нечто такое, что заставило его подумать о потерянной душе, не измученной, не скорбящей о прошлых делах, упущенных возможностях и заброшенных мечтах, но проклинающей осуждение, непокорную и завистливую до конца.

- Ты думаешь, мы здесь в ловушке? - спросил он.

- Дело не в этом, - сказала она, переводя взгляд на зашторенное окно. - Мне плевать, понимаешь ты или нет.

Он закурил новую сигарету, пытаясь разглядеть в ее профиле хоть какой-то намек на сложные эмоции, которые она, должно быть, испытывала.

- Ты сильно любила Дениса Белова? - спросил он.

Она ничего не ответила. Андрей прислонился головой к оштукатуренной стене и наблюдал за ней. Ее волосы, и без того жесткие от влажности, были еще более растрепаны. Одна пуговица были оторвана от ее сарафана, а его нижняя часть была забрызгана грязью во время их поспешного бегства через здания и дворы.

Он докурил сигарету и затушил ее в пепельнице, как это сделал их проводник за несколько минут до него. Встав, он подошел к Елене.

- Ты знала, что Белов был агентом ФСБ? - сказал он.

Она молчала, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, но явно эта фраза проняла ее. Без всяких предисловий снова пошел сильный дождь, и Андрей слышал, как дождь барабанит по подоконнику за окном.

Он повернулся к Елене.

−Тебе нужен дневник или безопасность? Ты хоть представляешь, что будет, если Энгарт доберется до тебя первым?

− Этот дневник я могу обменять на нашу безопасность. С Энгартом можно договориться. А вот если МГБ доберется до дневника, нам конец.

− Но как насчет того, как это происходило здесь? Почему накрылся безопасный проход?

Елена покачала головой.

− Ты, черт возьми, обманываешь себя, Андрей. Слить информацию обо мне мог кто угодно. Ты думаешь, машина Пительникова не была ранее засвечена? −Она понизила голос до хриплого шепота. −Я не знаю кто, но в нынешнем МГБ ДНР есть люди, связанные с московскими кураторами Стрелкова и Безлера. Ты даже не представляешь, во что ввязался. Ты понятия не имеешь.

Что-то здесь было не так, очень не так. Андрей больше доверял безымянному парню, встреченному несколько часов назад, чем Елене, Федорову, Пительникову или кому-то еще. Он подумал, что, возможно, именно к такому выводу пришла и Лена. Он задавался вопросом, решила ли она наконец просто покончить со всем этим дерьмом. Может быть, она решила, что жизнь на самом деле не так уж и сложна. Простой факт заключался в том, что подполковник Энгарт был жестоким человеком, который разводил жестокие способы, и если она хотела вбить кол в его сердце, это были единственные люди, которые могли помочь ей сделать это, и это было так. Возможно, сотрудничество всех остальных − Федорова, Пительникова, Дианы - было омыто в виде предупреждений. Все, к чему они прикасались, несло в себе неявное "да, но...", и в конечном счете эти предостережения просто разбавляли каждое благородное намерение таким тонким супом, что в конце концов ничего со смыслом вообще не выжило. Может быть, Лена, в ее собственном молодежном одиночестве - даже если ее использовали, как утверждал Федоров − была единственным моральным человеком во всей этой коллекции изгоев, потому что у нее была способность и здравый смысл упрощать.

По мере того как день угасал и небо темнело, туман накатывал такой густой, что превращал все в призрачную бледность и почти скрывал парадные ворота двора - Андрей все же осторожно наблюдал за ситуацией рядом с Домом отдыха из-за шторы. Отчетливо холодный воздух шевелил туман, когда дождь начинался и прекращался, начинался и прекращался. В пустом доме не было посторонних звуков. Андрей не слышал ни каких-либо голосов, ни шагов.