Евгений Бузни - Джалита

А представление продолжалось:

— Перед вами квартет, который состоит…

В это время из зала донеслось несколько голосов:

— Трио!

— Евгений Николаевич, трио!

— Женя, их трое.

Но ведущий почему-то не смутился, а наоборот рассмеялся:

— Я так и знал, что вы меня станете поправлять, проявляя свои познания в музыкальных терминах. Но позволю себе всё-таки снова сказать, что предлагаю вашему утончённому вниманию квартет, состоящий из четырёх голосов, один из которых принадлежит нашему учёному, ставшему всего несколько дней назад кандидатом наук, Володе Усатову, второй — лаборантке Тане Голубовой, третий — секретарю директора Тане Чуб, почему наш ансамбль и называется ТаВо-Та, то есть Таня, Володя и Таня, а четвёртый голос, который вы тоже обязательно услышите и оцените, принадлежит…

Тут Евгений Николаевич сделал паузу, которую зрители опять не выдержали, и кто-то с места подсказал:

— Вам.

— Нет, не мне, — сразу же, словно ждал этого, ответил Евгений Николаевич. — Четвёртый голос, без которого не может быть ансамбля, принадлежит Володиной гитаре.

В зале раздался смех и одобрительные аплодисменты.

Ведущий выдержал паузу и закончил:

— Прошу вас слушайте весь ансамбль в целом и каждый голос в отдельности. В этом его особенность — необыкновенные голоса.

Как только артисты остались на сцене одни, как бы подтверждая только что сказанные слова, тихо полились звуки гитары. Это была обычная шести струнка, но Володя исполнял на ней мастерски. А ещё через мгновения вместе с гитарой, расширяя и наполняя мелодию мягким баритоном, поплыли всем знакомые слова: «Тёмная ночь, только пули летят по степи, только ветер гудит в проводах, тихо звёзды мерцают…»

Бархатистый голос захватил слушателей теплом и задушевностью, необычайной свободой и лёгкостью проникновения в зал. Никакого напряжения, никаких усилий. Голос солиста плыл вместе с голосом гитары, как вдруг на словах «ты, любимая, знаю, не спишь, и у детской кроватки тайком ты слезу утираешь» к этим двум голосам откуда-то издали присоединились, совершенно органично сливаясь воедино, ещё два голоса — высокий и низкий. Теперь пели и обе Татьяны, но лишь один звук «а-а-а», словно женский плач, который слышал солдат тёмной ночью.

Настенька много раз слышала, как пел Володя, но чтобы так, вызывая мурашки в теле, она слышала его впервые. В ней всё замерло и кажется замер весь зал, сидящее впереди жюри, утонувшие в серой мгле стены, длинные шторы на высоких окнах и упёршиеся в тройку певцов узкими лучами прожектора.

Акустика работала только на них. На мгновения всё вокруг умерло, оставив лишь трёх артистов да гитару, которые не работали, не выступали, не представляли что-то, а жили одной только песней да губами любимой в ночи.

Едва смолкли голоса на последнем куплете, как полился негромкий мелодичный свист, который будто тоже пел фразу: «Тёмная ночь…» и тут же ему отозвались струны гитары, повторяя за свистом: «Тёмная ночь…» и три голоса сразу: «а-а-а-а» и снова свист, и последний раз, затихая совсем, грустно всхлипнула гитара: «Тёмная ночь…»

И только после этого, да и то, спустя ещё три секунды, стоявшие на сцене, как по команде, медленно поклонились залу, а он только после этого, словно внезапно очнувшись, взорвался аплодисментами.

Володя смущённо улыбался, пытаясь в тёмном зале разглядеть Настеньку, но это было невозможно из-за прожекторов. Обе Тани широко и счастливо улыбались, а зал не стихал, аплодируя, и тогда Володя опять заиграл, неся неожиданно в зал звуки популярнейшей французской песни Джо Дасена, которую он исполнял на французском языке. А девочки опять соревновались с гитарой в певучести. И снова зал держал певцов тисками аплодисментов, не выпуская со сцены, но они всё же ушли, сокрушённо качая головами: петь больше двух песен не полагалось.

Настенька посидела ещё минут десять, прослушав одну песню в стиле тяжёлого рока, которую исполнял ансамбль школы номер двенадцать. Гремели однообразными аккордами электрогитары, завывала ионика, бумкал ударник, по сцене вместе с певцами, не задерживаясь и минуты на одном месте, неистово носились разноцветные прожектора. Слова песни разобрать было трудно, и, как только она кончилась, Настенька поднялась и, протискиваясь через колени школьниц, безумно хлопавших в ладони и визжавших от радости, очевидно, своему ансамблю, проталкиваясь через стоявших в проходе опоздавших, которым не хватило места, выбралась, наконец, в фойе.