Владимир Логинов - Ад криминала - Рассказы и очерки

— Твой же сын в армии.

— Ну, это до армии. Кончил он ПТУ, стал работать. Гляжу, под газом приходит. Ну я его стал со своими мужиками брать. Все ж таки под присмотром: я — стакан, он — половину, я — два, он — полный. И вместе домой. Не болтается где-то, а с отцом. Так она, выдра, участковому: мой муж спаивает сына, старого — в ЛТП, молодого на учет! Во дура!.. Можешь меня блядуном считать. Это твое дело. Только я после твоего отъезда тоже стал книжки читать. Как-то, помню, у тебя увидал такую: "Монтень. Опыты”. И веришь, ездил в Одессу на книжный базар и за хрен знает сколько ее купил. Особо интересно не было, но кое-что я запомнил на оставшуюся жизнь. Как ты там Ницше, Шопенгауэра или Фрейда по памяти цитировал, так я тебе словами Монтеня по поводу качана скажу: ”… некоторые добродетели, например, целомудрие, воздержание и умеренность могут оыть обусловлены физическими недостатками”. Скажи, что это не так! Поэтому о странностях любви говорить не будем…

Я растерялся. Седобородый казак Глинин цитирует Монтеня. Это уже слишком. Но это правда, и это прекрасно!

При въезде в Дубоссары на "Кругу” у нас снова проверили документы. Сходили к взорванному мосту. Я, с разрешения сопровождающих, прихватил с собой учебную мину килограммов сорок весом и тащил ее до самого автобуса, стоявшего у поста ГАИ, где размещался штаб. Попросил гвардейца выяснить у командира, можно ли ее взять с собой.

— Зачем она тебе? — смеялся Глинин. — Это же против бэтээров, на нее нагрузка килограммов девяносто нужна, чтоб она рванула.

— Под Белый дом подложу или Ельцину презентую. Может, задумается, наконец, о русских людях…

Гвардеец вернулся от командира и запретил брать мину.

— Может, она не учебная, — ошарашил он меня. — Румынам в бинокли это не видать. Так шо оставьте ее здесь, мы ее обратно к мосту снесем.

Я с сожалением приставил мину к стене и залез в автобус. Конечно, везти в Москву ее было глупо и нереально. Но что-то двигало мною в случае с нею, и в этом безрассудном порыве было страстное желание прокричать на весь мир: Что же происходит с Россией?! О чем думают коты в уютных креслах Кремля?! Кто защитит славян на этой исконно славянской земле?! Ельцины, Гайдары, бурбулисы, Хасбулатовы?.. Да среди них нет ни одного русского человека, как не было в большевистском рабоче-крестьянском правительстве Ленина ни одного рабочего или крестьянина! История повторяется, ее уроки никого не учат! Горе пришло на российскую землю, и подлые профессора — ее нынешние правители — бросят ее в смертный час и ловко устроятся читать лекции в каком-нибудь заморском университете! Как это сделал Иуда XX века Михаил Горбачев!..

В Дубоссарах нас сытно покормили, и мы выехали на окраину города к ГРЭС. Здесь уже простреливались все улицы, и на плотину пришлось перебираться перебежками.

"Брюки не жалеть! Пять шагов — и падать!" — эту команду атамана мы четко выполняли. Но какой черт нес с нами водилу? Ему-то что делать на плотине? Тоже казачина!

Едва мы оказались на плотине, как румыны открыли огонь. Ее защитники обстреливались с двух сторон. Заухали мины. Одной снесло пол дерева. Глинин берег патроны. А казаки отстреливались одиночными.

Глинин притащил ко мне двух казаков. Один с Урала, другой — с Дальнего Востока. Подошли украинцы. Среди них — казак из Запорожья.

— Вон, видите, это микрорайон на окраине Дубоссар, — указал рукой запорожец. — Они ночью переправились на пароме — человек девяносто и несколько бэтээров — и захватили жилые дома. Из них и стреляют. А мы не можем отвечать, потому что там наверняка люди: старики, дети. Вот они, суки, сегодня утром пристрелялись, пообедали и сейчас начнут. Так что вы давайте побыстрее и тикайте отсюда.

— Так здесь вам с двух сторон теперь — и в лицо и в спину?

— Как видите. Оно бы ничего, если б было-то оружие нормальное. Вон у него, — он кивнул на целящегося казака, — карабин аж 1943 года выпуска. Что мы им можем сделать? Ну, шины у бэтээров бьем, еще что-то в этом роде.

— Этим-то против "шилки”?

— А что поделаешь! Да еще они по своему "Меса-жеру" передают, что мы над ранеными издеваемся. Та если б мы издевались, не так бы обидно было. Видели бы вы их пленных! Рожи красные, квадратные, кто ранен — сразу в госпиталь. Пальцем никого не трогаем. А они?.. Знаете, когда у мертвого что-то отрубают, то кровь не затекает, потому что она уже свернулась. А у наших раненых, прямо живых, они пальцы отрубают, что курок держат. Одному лежащему казаку прямо в упор голову изрешетили, у другого такая голова была, что я его в морге не узнал — ладонями не обхватишь…