Владимир Логинов - Ад криминала - Рассказы и очерки

Я имел много денег, потому что в сезон ездил с артелями старателей как врач. Когда мы возвращались в Магадан, мы на три дня покупали кабак и там гудели. Я брал червонцы как колоду карт и поджигал этот веер. Официантки давились от злобы. Потом я швырял под стол эти бумажки, и толстые бабы лазили на карачках, как собаки, рыча и вырывая друг у друга купюры. Я наслаждался схваткой их омерзительно толстых пальцев, окольцованных "бочонками” и всевозможными перстнями. Они напоминали разъяренных свиней.

Потом я улетал недели на две в Москву и селился в лучшей гостинице. Я приказывал наполнять ванну шампанским и нанимал горничную, чтобы она меня в ней вымыла. Все бабы — твари. Ни одна из них не устояла перед деньгами. Я вызывал к себе в номер любую, предварительно подложив под край ковра катьку. Когда я предлагал обслужить меня, то кончиком носка приподнимал ковер и показывал катьку. Ни одна не отказывалась. Десять кусков мне хватало ровно на две недели. Однажды я прилетел в Магадан, дня на два задергавшись, и, к своему ужасу, обнаружил, что мне не хватает двадцати копеек на билет до города. Пришлось занимать у одного бича, который потом проиграл меня в карты и чуть не зарезал.

Есть такая штука на стыке наук — гуманитарии и физики — качество времени. Это мера траты жизненных сил в определенный промежуток — когда за день человек проживает год, а может, и три. Так вот: качество времени моего магаданского периода характеризуется небывалой концентрацией. витальной растраты. Семь колымских лет для меня — это около тридцати материковых. Там я стал личностью и там первый раз надорвался, хотя и не заметил этого. Но надрыв был смертельный, он-то и вел меня в пропасть, хотя внешне я рос, прогрессировал, но страшным сдвигом управляла душа и вырастила из него то, что ей хотелось: педофилию…

Я хотел добраться до истоков тайны живого. И чем ближе я к ней приближался, тем похотливее и сладостнее становилась ревность моя к молодому, молоденькому, младенческому… Порою мне хотелось влезть в утробу женщины и, уменьшаясь и уменьшаясь до яйцеклетки, превратиться в то эронейтрино, которое есть само тело души. И потом проделать обратный путь: родиться со знанием тайны жизни. Я не считал это патологией, не считаю и сейчас. У науки нет этики, потому что нет ее в жизни биологической. Все мы рано или поздно сдохнем — и какой тогда в ней смысл? Ведь смерть неэтична!..

Я облетел весь север Колымы как член медицинской комиссии военного комиссариата. Тогда я был молод и вынослив. Но у меня стали выпадать волосы, появились нервные расстройства, и пришлось вернуться на материк.

… Наверное, тогда я выносил категорию "прекрасной патологии". Никто не понимает ее. Как сговорились. Считают, что патология — это омерзительно, это по ту сторону. Ан, нет. По эту. Все по эту. Нельзя делить на ту и эту. Это едино. И жизнь за гробом тоже есть. Несколько иная, правда, чем вот эта. Ну а с душами все ясно. Вот мне досталась душа садиста. Что я могу с ней сделать?.. А ничего… Она же высшая воля: управляет моими поступками, образом мыслей, страстями… Если она вечна и бессмертна, то речи не может быть о ее патологии. Она — данность, как вода, земля, дерево!

Конечно, я мог бы себя убить. Точнее, свое тело. Но ее-то убить нельзя. Завтра у нее будет новое тело, и с ним она будет вести себя так, как с моим. Это неразрешимая проблема. А потом она очень и очень тонкая. Божественная, я бы сказал. У нее такие прозрения, что ум мой содрогается от восторга. Я ее страстно люблю в эти минуты и, благодаря ей, делаю чудеса. Как Христос: встань, возьми постелию свою и ходи! И, представьте себе, ходят! Дети парализованные ходят! Однако достиг я такого искусства врачевания просто нечеловеческим трудом. Я же десять лет с крысами жил. Дома клетки завел, кормил, мыл, выхаживал. Потом перебивал хребет, пересаживал спинной мозг, экспериментировал. Никто мне не помогал, ни одна собака. А завидовали, сволочи, по-черному. Я открыл несколько тайн. Кандидатских целых три штуки написал, докторских две. На пятерых хватило бы…

Ну а потом? Страшная раоота. Нервы, нервы и нервы. Я себя тратил, а восстанавливаться не мог. Первое время пьянка помогала, потом наркотики. Но и это надоело. Душа требовала сильнейшего стресса, с кровопусканием. Короче, жертвоприношения. Это качели, понимаете ли? Да нет, это никому не понять. Надо быть в такой шкуре. Я тщательнейшим образом продумывал этот акт. И после этого такое освобождение, такая легкость!… Да, мои преступления сверхужасны. Я это знаю и жду самого ужасного наказания. Я готов его принять заслуженно и спокойно. Может, психика не выдержит, но это ее проблемы. Я выше своей психики, выше своего разума. Только высота эта опрокинута вниз, со знаком минус…