Владимир Логинов - Ад криминала - Рассказы и очерки

Перехожу дорогу у “Грузинформа”. Кварталом выше от проспекта горит Академия художеств. Кучка прохожих грустно смотрит на клубы дыма.

У развалин рычит экскаватор. Оставшиеся без крова люди следят за его ковшом — вдруг попадется уцелевшее добро. Неподалеку — сидящий на чемодане малыш обнимает обгоревшего плюшевого мишку.

— Наш дом оставался нетронутым до последнего дня, — говорит Михаил Цинцадзе. — Зажигательный снаряд поджег его, и он сгорел минут за двадцать. Мы с женой успели выскочить. В чем были, в том и остались. Сколько лет собирали, годами копили, все прахом. Сейчас хожу по улицам и во время стрельбы даже не пригибаюсь. Убьют — ну и хрен с ним. Что это за жизнь, чего она стоит!..

Рядом, у уцелевшего магазина, женщины. Одна чуть не плачет. На прилавках только спички по 60 копеек и маленькие пачки чая по 20 рублей. Говорят, иногда привозят сливочное масло по 250–400 рублей за кг. А зарплата, знаю, у них еще “павловская”, и никаких компенсаций.

— У меня четверо детей, — говорит всхлипывающая женщина. — Младшему — два с половиной. Чем кормить? Бутылку подсолнечного масла почти на ведро воды развела и на нем овсяную кашу варю. Как жить дальше?

Встречаю знакомого литератора Бенна. Его жена — Ия Месхи, бывший спецкор “Огонька” по Закавказью, лежит с воспалением легких, в квартире как на улице, лекарств нет.

— Зачем ты сюда приехал? — недоумевает он. — Видишь, что натворили. И все архивы пожгли. Я собирал документы по истории Грузии 20-30-х годов и, что не использовал в своей последней книге, сдал туда. А теперь они ко мне сами обращаются: может быть, у вас что-то дома осталось?

— Так что же произошло, Юрий Иванович?

— Безумие, дорогой. Иначе никак не назовешь. Памятник Гоголю свалили. Вон, напротив, в Александровском садике. Ну, а рядом надгробие члена ЦК — приехал, понимаешь ли, один еврей с Берией работать. Так стреляли в Берию, а попали в него, и здесь с почестями похоронили. Его памятник — не тронули. Кто такой Гоголь, не знали. Видишь, уровень звиадистов? Свою историю не знают. Вместо коммуниста Гоголя поломали.

— Как же вы тут живете?

— Лучше не спрашивай. Русскую редакцию в “Мерани” разогнали. Ты, кстати, туда зайди в бухгалтерию. Тебе гонорар за грузинский перевод повести не присылали?

— Договор получал, а деньги нет.

— Ты зайди, потребуй. А потом — ко мне. Хоть горячего поешь.

В издательских коридорах мрак, уже какой день нет света. На ощупь нашел бухгалтерию. Я и забыл, хорошо, что Бенн напомнил.

— Что ты, дорогой! — восклицает бухгалтерша. — Деньги совсем нету. Тут за октябрь больному писателю-старику просили. Директор бумаги все написал — нету…

Этажом выше редакция “Свободной Грузии”. Тоже номер никак не выйдет — из-за отсутствия электроэнергии. Смотрю последние гранки.

“…На нашей улице давно уже не зажигают ночных огней. А оттуда, с развилки дорог, где стоит комендантский патруль, глубокой ночью слышны выстрелы. Кто в кого? Этот звук выстрелов стал привычным. Нечто дикое приключилось с народом, который умел любить и радоваться жизни…

Лиана Джанилидзе".

“В то время поплыл с постамента памятник Николая Васильевича Гоголя, говорят, до этого сбивали с фамилии его инородный мягкий знак, бомбили ставший вдруг заметным длинный нос, говорят, министерство культуры само убрало его подальше от греха. Так вот, тогда же нависла угроза над Смирновским домом, уже несколько лет звавшимся Пушкинским. Не кооператив, не модная фирма, не лавочники покушались на него, а Союз писателей, тогдашний, и дознание с пристрастием велось их собратом: об имперских амбициях поэта…

Лили Оганезашвили".

Вот так. Каких-нибудь два месяца назад “Свободная Грузия” рабски лизала… Гамсахурдиа, теперь та же “Свободная Грузия” его изничтожает. Кто следующий? И о какой свободе говорить, когда эти люди, кажется, лишены внутренней свободы? Они еще не могут нормально жить. Несчастное поколение, оно способно или бить или унижаться… Но все же на сегодняшний день главное зло — Гамсахурдиа. Еще кровоточит Грузия. Еще даже нет рубца на трещине сердца нации. И ей требуется время для того, чтобы осмыслить и понять, что произошло с ней вчера и как она оказалась на краю гибели.

Феномен Гамсахурдиа займет в истории Грузии одну из ее самых черных страниц. Его появление на этой земле было фатальной неизбежностью, обусловленной историческими процессами трагикомедии “Сакартвело XX века”, написанной сразу набело самой жизнью. Много известных миру людей рождала грузинская земля. Одни свой талант обращали в добро, другие во зло. Гамсахурдиа — в ряду последних. И поэтому, естественно, с патологией. Отец его, Константин Гамсахурдиа, классик советской грузинской литературы прилично “наследил” еще в тридцатые годы. Грузины большие мастера уничтожать улики, но, думаю, все-таки еще найдутся литераторы и проведут литературоведческое расследование его деятельности в нормальных условиях нормальной Грузии.