— И что вы думаете о 16-тидневной войне?
— Я уже говорил, что главное в ней то, что врага не видишь. Я живу в двух кварталах от Дома правительства. Мой дом переходил из рук в руки — то красные, то белые… И с одними я в хороших отношениях — заходили ко мне чаю попить, потому что холодно на улице, мороз… И других подкармливал. Молодые ребята. И одних знаю, и других… Ну кто для меня враг? И они же знают друг друга хорошо! Так же мне было непонятно происходящее в Осетии. Полгода я провел в Цхинвали. Полгорода знал в лицо, со мной здоровались, были в очень хороших отношениях. И что же, после этого я должен был по команде “Фас!” прыгать на этих людей?
— Так кто же воюет в Осетии?
— В основном мингрелы. Самая криминогенная часть грузинской нации, так называемая “голубая кровь” ее, “высшая раса”. Это уроженцы Зугдиди, Гали, Очамчиры и почти всех абхазских районов. Кстати, Гамсахурдиа тоже мингрел, а защищал Дом правительства зугдидский батальон национальной гвардии — почти все мингрелы. В Горийском районе, например, есть село Руси. Так в нем вы не найдете ни одной семьи, члены которой не сидели бы в тюрьме или не “гастролировали” где-нибудь в России. Сейчас мингрелы “специализируются” в основном в своих регионах и прежде всего в Осетии. Был период, когда председателем комитета национальной обороны и правопорядка был некий Важа Адамиа. То, что его команда творила в Осетии, — уму не постижимо. Я видел, как самосвалами трупы сбрасывали в яму и закапывали. После этого я без оружия полгода во двор не выходил. Полгода из рук автомат не выпускал. Еду по городу в машине — автомат на переднем сиденье. Даже когда еще в Тбилиси тихо и спокойно было. Они знали, что я кое-что видел, и подсылали, проверяли, перепроверяли: скажу — не скажу? Но я делал вид, что ничего не знаю. И поэтому я с вами сейчас и разговариваю. Были все сто процентов, что меня отправят на тот свет. Это очень жестокие люди. Хотя среди них не только мингрелы были. Там были и сваны. И небезызвестные братья-рецидивисты Ростомиани. Они по министерству внутренних дел как по своей квартире ходили. К министру в кабинет ногой дверь открывали. Я иной раз в штатском туда захожу, так у меня документы требуют. А эти — как хозяева. Заходят к Хабулиани и свои дела решают при его непосредственном участии, руководстве. Я не забуду, как Важа пытался спровоцировать усиление конфликта, когда мы в Цхинвали в составе тринадцати человек попали в заложники в бывшем здании МВД. И сложилось так, что мы уже видели и принесенные гранаты, и бутылки с бензином. Тысяч пять человек окружили здание… Но связь еще была, еще не прервали, она была прямая, мимо них проходила. А свет уже отключили, рации не работали. Но мы дозвонились до Гамсахурдиа и Адамиа. Спрашиваем: что нам делать? А они: “А что у вас есть, чем располагаете?” Мы ответили, что пистолеты есть у каждого. И они отдают приказ: “Используйте!” Пять тысяч человек, женщины и дети. И не так уж много мужиков. Значит, мы должны были стрелять, чтобы нас затоптали или убили… И мы поняли: Гамсахурдиа и Адамиа нужен был инцидент с жертвами, чтобы потом заявить: вот видите, что происходит, наших людей убили! Так что я несколько раз уже был потенциальным покойником. Может быть, вы слышали, что, дескать, осетины поймали четырех грузин, убили и сожгли? А я точно знаю, что это сделали свои и даже знаю кто… И сожгли не так, как утверждалось, что бензин с машин слили, масло, облили и подожгли. Сожгли огнеметом. Я был через два часа на месте, и я знаю, какие следы остаются от огнемета. Тела были обожжены только с одной стороны… Представьте себе, когда человека обливают и он лежит в горящей луже, то как у него не обгорит спина и бок? А сколько раз меня сам министр подставлял. Лично вызывал и просил: тяжелая ситуация, поезжай туда, разберись. А там меня уже ждали. Видимо потому, что я никогда не доверял ему, и жив остался…
— И сколько этот кошмар будет продолжаться?
— До тех пор, пока жив Гамсахурдиа.
— Ну, а если он отречется от власти?
— Этого никогда не будет.
— Почему?
— Потому что его жена Манана заявила, что, если он это сделает, она в тот же день убьет детей.
— Так она ненормальная?
— А он нормальный?.. Я очень хорошо его знаю. Одно время ходил к нему в гости, он у меня бывал дома. Но тогда он был не таким. Правда, замкнутый какой-то, женщины от него шарахались. А как стал президентом — совсем свихнулся. По-русски вообще ни с кем не разговаривал, ни одной бумаги на русском не читал. Поначалу я очень удивлялся: смотрит на меня в упор — ни “здравствуй”, ни “до свидания”. Потом дошло: я же чистый “ариец”. А последний раз я со своими людьми попал на охрану его дома. Стою на крыльце, он мимо меня прошел, как мимо дерева. Потом окно открывается, и его сын мне под ноги куриные кости бросает: жри, мол, собака, и знай свое место. У меня даже в глазах потемнело. Так вскипел, что даже затвор на автомате передернул. Пришел к Кванталиани, заместителю министра внутренних дел, сейчас он зампредседателя КГБ и начальник нашей школы, и сказал: забери меня оттуда, иначе я не знаю, что могу сделать; когда я взрываюсь, сам себя боюсь. Хорошо, Кванталиани, умный мужик, сразу все понял и перевел меня на другой объект. Больше я с этим шизофреником не встречался. Хотя когда-то он мыслил своеобразно и умел воздействовать на толпу. Но ближайшее окружение и сильное влияние жены и ее сестры сделали его идиотом…
Читать дальше