Владимир Логинов - Ад криминала - Рассказы и очерки

— Ну сначала помыкался: то слесарем был, то шофером хотел стать, то еще кем-то. Но больше всего убивало сознание какой-то серой рабской перспективы: дом — завод, завод — дом, воскресенье — парк, пиво, понедельник — опять завод… какой-то замкнутый круг! Я вдруг понял, что повторяю отца, его бренную судьбу — от зарплаты до получки, постоянную нужду, рабское смирение перед обстоятельствами. А рядом люди жили красиво: модно одевались, ездили в тачках. И в итоге встретил одного человека, он работал мясником и жил во! Глаза у меня на лоб полезли: как это так, что и денег у него полные карманы, и ребенок его лучше моего ходит, и свободное время интересно проводит — бассейн, турпоездка, бани… Словом, живет, как хочет, и работа непыльная: смену отработал (это два дня) — двести пятьдесят колов. Я так прикинул, что за тридцать дней — семь пятьсот получается. Думаю, вот это да, дай попробую. А мне говорят, что учиться надо три месяца. Я с женой то да се, а она — ни в какую! Нет, и все! Она-то сама в торговле работала, всю кухню изнутри знала. "Нельзя тебе с таким" характером, не выдержишь, слишком горячая голова”. Так я тайно от нее на учебу ездил, стал тайно мясо домой приносить. А потом, как узнал, как надо работать, так по наклонной и покатился: кабаки, женщины, деньги неразменные. К жене приезжал, чтоб от ребенка откупаться. Считал, что так и должно быть: после Афгана я должен капитально пожить, погулять. Ну так и до развода дошло. Втянулся в веселую карусельку и жил одним днем: без ресторана, без девочек уже и жизни себе не представлял. Нет, накопительством я не занимался, просто жил свободно и красиво: бабки как приходили через правый карман, так и уходили через левый. А потом и как-то престижно было мясником быть!

— Так ты же попом мечтал…

— Какой уже из меня поп после Афгана? Даже как-то смешно. Я-то и раньше вспыльчивым был, а после такой мясорубки и подавно: если вижу, что не прав человек — сразу ему в лоб. Помню, гуляем мы как-то на свадьбе, а один парняга все домогался. А мне говорят: "Саня, ты его успокой, он тебя послушает". Ну, я ему раз сказал, два сказал, а потом его со стороны предупредили, что я "афганец". А он повернулся в мою сторону и кричит: "Да я тех, кто там служил, на х… видел!" Как я это услышал, сразу решил, что буду бить до тех пор, пока не оттащат. Так я сто девятую схлопотал, год условно.

— Умышленное телесное повреждение?

— Да. А потом еще по двести шестой возбуждали. Бывшего мужа своей жены помесил. Ехали мы как-то в автобусе, я был с ребенком на руках, ну, и она мне рассказывала, как ее первый муж, пьяный, при людях по-всякому обзывал, это когда я еще служил. И тут он сам в автобус заходит. Ну я, как ребенка в одной руке держал, так другой его пару раз и замочил — челюсть сломал…

— А у тебя психиатрическая экспертиза была?

— Да, конечно. Там очень четко написали: изворотлив, лжив… Хитро так было написано.

— Ну а сюда зачем приехал?

— Кхе… Даете. Значит, если по моей делюге, как у нас говорят, у меня чистая сто сорок пятая — грабеж — должна быть. Но так как теперь в Совдепии очень сильно борются с преступностью, у меня — сто сорок шестая, вторая и сто восьмая, вторая. Это потому, что у нас следствие беспредельное, ну а суд… Да что такое суд? Это так, говорили, одно успели написать, другое. Но, оказывается, уже все заранее было написано, а потом только говорили. И срок уже был написан. Правда, год мне все же за Афганистан скостили. Напарнику моему, зэку бывшему, одиннадцать дали…

— Так что же все-таки произошло?

Он тяжко вздохнул и собрался с мыслями.

— Преступление очень характерное. Встретился с одним товарищем, подчеркиваю, товарищем, выпили, выпили, выпили, выпили. Главное, товарища-то подвезли, как извне: таксист остановился и спрашивает: "Саня, ты не знаешь наших "афганцев”? Тут у меня в машине "афганец" сидит и интересуется”. Я говорю: "Как "афганец”? А ну давай его сюда!" Товарищ-то просто ездил на тачке и искал, с кем из "афганцев" можно выпить и по телкам… А со мной еще друг был, ранее судимый, три года тащил. И у нас компания получилась. И по-шло-поехало: для меня "афганец" — это все. Сразу водочку, чтоб разговор был, поплакаться. Ну, а когда побольше-то водочки выпили, смотрю: а "афганец"-то фуфлыжный. Он себя выдавал за бойца, дескать, на операции ходил. Да и говорил вначале очень умно, было похоже, потому что есть такие вещи для тех, кто служил в Афганистане, что по ним очень легко определить: ходил на операцию или нет. И когда я его купил, что называется выкупил, я снял с себя запрет, который обычно на себя накладывал: "афганец" для меня, что называется, брат родной. А он был просто специалист по вертушкам, очень крупный, за что и просили одиннадцать. Ну, я отнял у страны хорошего специалиста. А там у нас к ним всегда ненависть была, потому что они как попрошайки: прилетаем с операции, а они — дай и дай! Ну, мы, значит, пили, пили, а потом он и говорит: "Я вижу, Саня, у нас все будет нормально, давай мне девчат". Я говорю: о чем базар, сейчас сделаем. Деньги-то у тебя есть. Он говорит: "Ну а как же?” Показал там пачки, я говорю: хватит, хватит… И потом не рассчитали, опять выпили. А здесь же зэк сидит, и у них началось: тот "афганец", а тот зэк… Товарищ-то зэка учить стал: "Ты молодой, ты жизни не видел, ты не знаешь, что такое Афган…" А у нас же не принято так кричать, что я, мол, "афганец” и т. п. И у них завязалось непонятное, я разнимал, потом подумал: надоел он уже, это не "афганец"… Я не хочу сказать за всех этих техников, но отчетливо помню, когда мы шли с операции, как прибегали другие техники: дай, дай! А мы же брали не для того, чтоб им дать, а чтобы хоть в чем-то создать себе комфорт, чтобы как-то отвлечься… И когда товарищ-то этот в конце разговора контроль потерял, он тут на мелочи и прокололся. Потом у них с зэком получилась драка, ну, я тоже участие принимал, разнимал. Ну, товарищ упал, подумаешь там, был немножко побит. А денежки — вот они, ну, я их и взял. Мы с Сережкой их поделили. Оставили ему на дорогу. Решили, что оклемается, выберется и уедет.