Светлана Талан - Согретые солнцем

– В отличие от тебя, я делала ошибки, – призналась Романия.

– Все люди ошибаются, главное – это вовремя понять и остановиться, – сказал он. – Признать свои ошибки может только достойный человек, попросить прощения – мужественный, восстановить отношения – сильный.

– Мне казалось, что я смогла тебя забыть, вычеркнуть из своей жизни, оставив только воспоминания, но и те я спрятала на самое дно души, чтобы в холодные будни доставать оттуда и ими согреваться, – тихо говорила Романия. – Это было моей маленькой тайной, к которой не было хода посторонним, и только я одна могла жить этими воспоминаниями о наших встречах. Затем я поехала в Польшу на заработки, где встретила одного мужчину. Тогда мне показалось, что он действительно меня любит, он многое обещал, и мы даже строили планы на совместное будущее.

– Если тебе неприятно вспоминать, то не надо, – сказал Ростислав, заметив волнение Ромы.

– Нет, все нормально, – ответила она и продолжила: – Тогда я решила, что наша связь сможет стать той основой, которая поможет навсегда зацементировать воспоминания о тебе, но так случилось, что мой избранник просто использовал меня. Он был женат, имел двоих детей, и мне пришлось заливать бетоном неприятные воспоминания уже о нем.

Романия поднялась и поставила чайник на плиту.

– Что-то меня знобит, – сказала она.

– Ты не простыла?

– Нет. Это, наверное, нервное. – Она виновато улыбнулась. – Я должна рассказать о том, что было дальше.

– Ты ничего не должна, – сказал он. – Если не хочешь, не говори, расскажешь потом, у нас ведь вся жизнь впереди.

Ростислав заметил, как тень грусти мелькнула на ее лице, но Романия умело переключила его внимание на рассказ о своей жизни. Она поведала о том, как узнала о своей беременности и поехала с подругой к отцу ребенка, как он ее унизил и она осталась в одиночестве.

– Ты знаешь, кто такие «солнечные дети»? – внезапно спросила Рома, прервав свой рассказ об отце ребенка.

Вопрос Романии застал его врасплох, и Ростислав замешкался с ответом.

– «Солнечные дети» – особенные, – сказал он, обдумывая каждое слово. – Они рождаются с синдромом Дауна, чтобы научить людей любить все вокруг. Так ведь?

– Да, так. Они как маленькие солнышки! Такие дети очень добрые, в них нет ни капельки злости, они не помнят обиды и неспособны обидеть других, – вдохновенно объясняла Романия, и Ростислав сразу же предположил, что она говорит о своем ребенке. – «Солнечные дети» уязвимы в этом мире, их надо развивать, вкладывать в них много сил и души. Дети с синдромом Дауна – это не наказание для родителей, это – дар Божий нам, людям, чтобы мы научились доброте, искренности, непосредственности, а главное – любви! К сожалению, мои сестры не поняли меня, когда я им пыталась это доказать… Они до сих пор не видели моего Дениску.

– Сколько ему сейчас?

– Почти пять лет, – сказала Романия. – Он и правда славный.

– Ты нас познакомишь?

– Конечно! Дениска не очень контактный с незнакомыми мужчинами, но при твоем желании вы сможете подружиться.

– Я постараюсь.

– Тебе придется подружиться еще с одним членом нашей семьи, – улыбнулась Романия и рассказала о канистерапии и о том, как появился в их доме щенок алабая. – Теперь я даже не могу представить, как мы жили бы без Демира. Он мне как второй сынок, – улыбнулась Романия. – Его тоже не любить невозможно.

– Я люблю собак, – сказал Ростислав. – Еще с тех пор, как мы встречались и ты часто приходила с Боней.

– Да-а-а, было такое. Боня похоронена в конце сада. Из окна моей комнаты могу показать, где это, – предложила Романия.

Она провела Ростислава в свою комнату, отодвинула штору. Он стоял позади нее, и они вдвоем молча смотрели на невысокий холмик. Казалось, что там похоронена не Боня, а их счастливое прошлое, которое они погубили своими руками. Ростислав ощущал запах Романии. Он не изменился за эти годы, которые стояли между ними. Ростислав наклонился и легонько коснулся губами тонкой пульсирующей жилки на ее шее.

Романия на миг замерла, почувствовав нежное, такое желанное прикосновение, затем резко повернулась к нему лицом. Глаза смотрели в глаза, а в них видели прощение и понимание. Губы мгновенно слились в поцелуе.

– Люблю тебя, Ромашечка! – прошептал он страстно.

– Росточек, милый, единственный! – успела сказать она до того, как эта страсть охватила обоих.

На пол падала одежда, обнажая их тела, они без устали целовались, словно желая наверстать все упущенное. Они любили друг друга долго, то безумно и страстно, то нежно. Когда, успокоившись и утомившись, они лежали рядом, Ростислав сказал: