Рэй Брэдбери - Маски

Из его глаз брызнули слезы.

— А теперь проваливайте!

Гости слушали и верили. Вот что невероятно — они поверили! Кем бы он ни был, ему до́лжно было верить безоговорочно, без сомнений и споров.

— Это моя квартира, и меня содержит Управление общественных работ, — голосил Латтинг старушечьим голосом. — У меня никого нет, муж пьет, не просыхая, дети бросили школу, а мой удел — холодная постель. Так что катитесь отсюда к чертям собачьим и дайте мне поспать!

Гости оставили свои бокалы и взяли свои меха.

— Изысканное гостеприимство.

— Спокойной ночи, Латтинг.

Они выходили по-одному — волна духов за волной никотина, а за ними — волны белых шарфов и норковых шубок.

— Убирайтесь! — верещал мистер Латтинг. — Скатертью дорога!

И грохнул дверью.

Десяток мужчин и десяток женщин на ощупь пробирались в темноте по нескончаемым ступенькам, читая сдавленным шепотком имена обитателей крошечных комнатушек-гробиков:

— Гачичелли. Моран. Смит. Бледсо. Келли. Лопес. O’Тул. Аракелян.

За какой-то дверью стрекотала пишущая машинка.

— Держу пари, это Сароян! — воскликнул один мужчина.

— Что за Сароян? — не поняла какая-то женщина.

— Замнем для ясности, — поморщился мужчина. — Ну и вечеринка! Так это и есть великий Латтинг? Он каждый раз так выпроваживает гостей?

— Да.

— И друзья спускают ему это с рук?

— Да.

Он раскурил сигару, не сводя с нее глаз.

— Гм. Да. Черт возьми!

Уильям Латтинг затворил дверь и обернулся, не оглядываясь по сторонам. Он приблизился к стулу и плюхнулся на него, не меняя обличья. Минут через пять после того, как он отдышался в тишине, сквозь глазные прорези маски Латтинг заприметил молодого человека в кресле в дальнем углу.

— Кто вы?! — потребовал он ответа, холодея.

Молодой человек не шелохнулся. Казалось, он не знал, как пошевелить руками, ногами или губами. Наконец он перестал пялиться, хлопнул себя по коленям и выпалил:

— Невероятно! Потрясающе! Глэдис говорила мне, что вы неподражаемы, я сказал ей, быть такого не может, он просто невменяем, дурачится со своими игрушками. Вот что я сказал Глэдис, а она посмотрела на меня как на дитя малое и говорит, ты просто не знаешь Уильяма Латтинга. Но теперь-то я знаю!

Казалось, он пытается дотянуться до Латтинга с большого расстояния.

— Вы — актер!

Это определение его не удовлетворило.

— Нет, вы — нечто гораздо большее. Большинство актеров недоумки. Им бы только подражать да руками размахивать. Мало кто из них обременен интеллектом. Вы же заставили меня поверить. Я даже не испытываю чувства неловкости. Я думал, все будет непристойно, и меня стошнит при виде кого-то, кто занимается дуракавалянием.

— Прекратите, — велел Латтинг. — А то сейчас стошнит меня.

— Шутки в сторону. Я вполне серьезно.

Смит был на грани срыва, потому что не мог выразить словами свои чувства.

— Вы великолепны, неотразимы. Я счастлив, что пришел!

— Я же велел всем уйти, — сказал Латтинг, помолчав.

— Я был не в силах уйти. И пока не собираюсь.

— Я мог бы заставить вас уйти, — холодно процедил Латтинг.

В его словах сквозило нечто вполне конкретное. Достаточно ему надеть определенную маску, промолвить определенное слово — и этот юноша вскочит как ошпаренный и без оглядки исчезнет в темных недрах дома.

— Могли бы, но не станете, — уверенно сказал юноша. — Я Ральф Смит. Помните, Глэдис познакомила нас в начале вечеринки?

Латтинг шевельнул рукой. На его лицо мгновенно легла тонкая хрупкая маска женщины. Она была очень бледна, и глаза были обведены тончайшими синими линиями. Тонкие прямые губы были обведены розовым, а брови очерчены черным. Латтинг заговорил пронзительно визгливым голосом:

— Мистер Латтинг, позвольте представить вам мистера Смита, он очаровательный мальчик и писатель к тому же. Вам следует ценить знакомство с ним, он хороший собеседник, такой же, как вы! Умненький мальчик, а какой прехорошенький!

Смит залился краской.

— Какая же Глэдис дура! Я думал, провалюсь со стыда под пол.

— Так значит, я дура! — закричала Глэдис. — Вот твоя благодарность за то, что я тебя сюда привела на встречу с великим Латтингом. Так значит, да? Ну, Смит, чтоб я еще раз связалась с тобой!

Рот у Смита задергался. В глазах появилась мольба. Руки вытянулись вперед и задвигались в воздухе. Ноги сдвинулись с места. Он оказался в беспомощном положении. Один раз он чуть не произнес имя «Глэдис», но вовремя осекся. Бессердечная, язвительная, обличительная речь в адрес этого глупого юнца Смита продолжалась. По ее окончании Смит рассыпался в извинениях, обливаясь потом, и совершенно одурел.