Анастасия Вечерина - Исповедь мотылька

Я НЕ ХОЧУ ЗАБЫВАТЬ ТЕБЯ, ОЛЬ! И Я ХОЧУ ПОМНИТЬ ТЕБЯ СЧАСТЛИВОЙ!

В конце концов, это ведь так мало (и одновременно так много) — подарить любимому один счастливый вечер… Поделиться частичкой той безграничной нежности, что нерастраченной хранится в душе. Живет где-то там на задворках памяти и, несмотря ни на что, не хочет умирать, до тех пор, пока губы и руки помнят тепло прикосновений того, кто был когда-то самым близким человеком на свете…

Мы могли бы сделать это друг для друга, Оль, если ты этого хочешь. Подумай пока некоторое время, а потом, когда-нибудь, когда мы с тобой в следующий раз увидимся….

По мере прочтения письма, улыбка у Оли пропадает с лица, в глазах стоят слезы. Мой друг отошел чуть-чуть в сторонку, чтобы не мешать ей, дать возможность прочувствовать все это, попереживать и т. д. Дочитав письмо до конца, Оля какое-то время стоит молча с отсутствующим взглядом, похоже, не видя ничего перед собой. Выждав несколько минут, мой друг подходит к ней и негромко предлагает отвезти ее домой. Оля молча кивает…

Они едут назад, по дороге почти не разговаривают. Оля отвернулась, смотрит в окно. Наверное, не хочет показывать, что у нее глаза на мокром месте. Подъезжают к подъезду, друг высаживает Олю, она медленно идет домой. А там, в подъезде на лестнице прямо перед ее дверью сидит большая мягкая игрушка — забавный плюшевый бельчонок и смотрит на нее глазёнками-пуговками. Да, забыл сказать, дело в том, что Олю я всегда называл Бельчонком, она внешне очень похожа на белку. А еще она всегда тихо млела от больших мягких игрушек — разных там плюшевых зайцев и мишек…

Что именно происходило с ней в тот момент, когда она увидела этого плюшевого бельчонка — не знаю. Я, как вы понимаете, при этом не присутствовал. Но она, конечно, поняла — чей это подарок, а об остальном догадаться не сложно…

Короче, мы выжидаем минут 10–15, чтобы Оля успела войти в дом, поставить цветуёчки в воду, положить куда-нибудь игрушку, раздеться, придти в себя немножко, ну и все такое прочее. После чего мой друг звонит ей и говорит, что по рассеянности забыл отдать ей фотографии. Дело в том, что когда-то Оля давала мне несколько своих фотографий с просьбой отсканировать, я должен был ей их потом вернуть, но не успел, потом мы рассорились, ну и… В общем, фотки до сих пор у меня. А ей они, наверное, нужны, там ведь не только она, но и ее сестра, родители, подружки и т. д.

Итак, друг говорит, что я просил его передать ей те самые фотографии, а тут из-за всех этих эмоций он запамятовал, так они и лежат у него в бардачке машины, ну и… не спустится ли она не минутку? Только забрать и все… Оля спускается в наспех накинутой куртке, забирает фоты, топает домой. Друг прощается и уезжает… то есть, на самом деле он делает вид, что уезжает, а сам только отъезжает в соседний двор и останавливается в заранее оговоренном месте — возле остановки. Оля поднимается по лестнице, перебирая на ходу фотографии… надо сказать, что там не только те фотографии, которые она мне давала, я вложил в эту стопочку еще несколько наших с ней фоток, на которых мы запечатлены в наши совместные самые счастливые моменты… Она поднимается разглядывая фотки и вспоминая прошлое… поднимается… поднимается…

А на лестнице перед ее дверью, на том самом месте, где до этого сидел плюшевый бельчонок, теперь сижу я и так же смотрю на нее влюбленными глазами! Как говорится — оцените красоту момента!!!

Зачем и каким образом это было сделано? Начну с последнего вопроса. На самом деле, когда друг звонил Оле и просил ее спуститься, я сидел «в засаде» в подъезде (есть там одно местечко, где можно затаится, и тебя никто не заметит), когда она прошла вниз, я просто вылез и уселся на заранее подготовленное место. А самое главное — ведь она спустилась «на минуточку», думая, что «только туда и обратно», а следовательно — не взяла с собой сотовый телефон. Улавливаете сюжет?

Итак, ошарашенная Оля застыла в изумлении — смотрит на меня и не знает, что сказать. Я подхожу к ней, улыбаюсь, говорю какие-то простые и в то же время необыкновенно теплые и добрые слова. Она тронута, но, похоже, даже не знает — что ей отвечать и как себя вести. На лице ее отражается одновременно и растерянность, и сложная внутренняя борьба — то ли броситься мне на шею и высказать слова, которые давно рвутся наружу, то ли ответить какой-нибудь грубостью и пойти домой?

Не давая ей опомнится, я задаю ей какие-то вопросы, в частности, говорю, что «следующий раз, когда мы увидимся» уже наступил, и хотелось бы услышать ответ — хочет она встретиться со мной и провести еще один счастливый вечер «как раньше»? Это самый трудный для нее вопрос, а времени подумать еще толком не было, Оля опять же не знает, что сказать, не в силах сейчас дать ответ, она уже ничего не знает!