Дмитрий Иванов - Банкирша. Шлюха. Примадонна. Книга 2

— Что ты на меня смотришь, как на привидение? — спросила она, усмехнувшись. — Ты не Германн, а я не Пиковая дама. Может, позволишь сесть?

— Конечно. Извините…

Живая Легенда села и достала из сумочки пачку «Золотого Мальборо» хотя рядом на столике лежала точно такая же.

— Мандраж имеет место? — спросила она.

— Еще какой! — неожиданно для себя призналась Жанна.

— Это нормально. — Пугачева достала сигарету, но не спешила прикуривать. — Я, собственно, всего на два слова. Ты сегодня не имеешь права шлепнуться. Поняла? Они там только этого и ждут. Конечно, по тебе соскучились. Но у нас ведь обожают, если кто-то с самой вершины — лицом в дерьмо.

Особенно, если это звезда. Ты думаешь, почему с такой жадностью подхватывают самые бредовые слухи про нас? Ведь так приятно убедиться, что звезда из того же теста, ничуть не лучше. А может быть, и хуже. Ты этой радости им не давай. Если не чувствуешь, что победишь, лучше не выходи на сцену. А победишь — они умрут за тебя.

— Я знаю, — сказала Жанна. — Но у меня нет выбора.

— Я так и думала. Поэтому и пришла. Я ведь на твоих концертах ни разу не была.

Мне это известно.

— Но это не потому, что ты мне не нравишься. Просто мы чем-то похожи.

— Похожи?

— Местами, — усмехнулась Пугачева. — Кое в чем даже очень. А всегда ли приятно смотреть на свое отражение?

— Это как кому.

— Именно. Мне-то всегда казалось, что вот этот совет — каждое утро смотреться в зеркало и твердить, что ты самая-самая, — полная чепуха. Любоваться собой могут только кретины. У меня, например, Пугачева не самая любимая певица. Конечно, я отдаю ей должное, но и спрашиваю с нее по гамбургскому счету. Сегодня я ею довольна, а завтра уже нет. Только так и надо, мне кажется. А про то, что ты самая-самая, кто-то другой тебе каждый день должен говорить. У тебя ведь есть такой человек?

— Есть.

— Это хорошо. Вот только он и должен знать, какая ты на самом деле. Только тот, который видит твое лицо утром на соседней подушке. И никому больше не открывай своих секретов. Никаких. Оставайся загадкой. И не уставай удивлять. Но всегда будь сама собой.

— Ну, это просто, — бросила Жанна, не подумав.

— Как раз это самое сложное. Ты только не думай, что я пришла учить тебя жизни.

— А разве можно жизни научить?

— Конечно, нельзя. — Пугачева сломала в пепельнице так и не зажженную сигарету. — И вообще, что такое наша с тобой жизнь? Большая тусовка.

Жанна промолчала.

— Большая тусовка, — повторила Пугачева. — Каково сказано? Ты только журналистам этих слов не передавай. А то они построят на этом целую концепцию. Если будут приставать, скажи, что я тебе объясняла рецепт вечной молодости. Это им понравится.

— Хорошо. — Жанна невольно улыбнулась.

— Я во втором ряду. Прямо по центру. Надо будет — найди меня взглядом. Все. Ни пуха!..

— К черту!..

Через секунду Жанна осталась в гримерке одна. Только едва уловимый запах незнакомых духов напоминал о неожиданном визите.

Зал встретил Арбатову громом аплодисментов. Все поднялись с мест.

«Бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию, — собралась сказать она. — Все встают!.. Раньше так встречали только Генерального секретаря Коммунистической партии!..»

Но когда зал затих, Жанна поняла, что ирония сейчас неуместна. Сейчас вообще были лишними любые слова. Она чуть заметно кивнула музыкантам и подошла к микрофону.

И опять ее сердце сжалось от страха. Первую ноту она взяла робко, но тут же к ней возвратилось забытое ощущение нескончаемого волшебного полета. И зал понял: Неподражаемая действительно вернулась!..

Закончив читать, Митя Иванцов сложил машинописные листки и сунул их в карман.

— Ну что? — спросил он, стараясь не смотреть на Жанну. — Все не туда? Мимо кассы?

— Да нет… — растерянно ответила Жанна. — Просто странно чувствовать себя…

— …литературным персонажем? — подсказал Митя.

— Вот именно.

— Это чепуха, — сказал Митя. — Я, конечно, фантазировал на заданную тему… Все было не так?

— Не совсем так. Но очень близко к правде. Жанна до мельчайших деталей вспомнила тот апрельский день и должна была признать, что Иванцов рассказал о нем так, будто находился с ней рядом.

Отдельные неточные словечки не имели значения. Дело было в другом. К Жанне вернулась память, и помощь Иванцова была ей теперь не нужна. Но как объяснить ему это, она не знала. Пауза затягивалась.

— Не понравилось — так и скажи, — деревянным голосом заговорил Митя. — Я не так много успел написать. Возьму и сожгу. Гоголь вон целый роман спалил. А о тебе пусть кто-нибудь поталантливей напишет.