Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

— В профессии актера хочется сделать лучше. Меня всегда завораживало волшебство зарубежных актрис. Вивьен Ли, Анна Маньяни, Симона Синьоре, Одри Хэпберн, Мэрил Стрип.

Мы с Отаром смотрели все фильмы. И всегда были в курсе мирового кинематографа. Обсуждали, переживали. Наслаждались. И Чарли Чаплиным. И Полом Скофилдом. И Марлоном Брандо! Всегда, как подарок судьбы. Я все фильмы помню наизусть. Как стихи. Я кончала русскую школу. И всегда была лидером. И в проказах тоже. Мне хотелось быть балериной. Кто-то из ансамбля Моисеева сказал моему папе: «Вот эту девочку мы бы взяли с собой». Но папа был папа! Он в то время ставил «Отелло». И почему-то мне открыл свое видение спектакля: «Он, Отелло, должен быть намного старше, а она, Дездемона, намного младше. Как ты». Думаю, он видел во мне актрису.

Кто-то из моих однокурсников как-то заметил вскользь:

«Ты должна была сделать больше, но ты прожила жизнь в тени своего великого мужа».

Кстати, Отару всегда нравилось то, что я делала в спектаклях. Но у меня есть две любимые роли. 14 минут я была на сцене. Гастроли в Японии. 24 дня. «Самоубийство влюбленных на острове небесных сетей». В этом спектакле я играю мать жены главного героя. И вторая роль, Валька-Бомжиха. («Неоконченный сон» по повести Венечки Ерофеева «Москва-Петушки»).

В день спектакля я стараюсь быть одна. 5—10 минут стою в кулисах.

— Как вы решились играть Раневскую? Она же порочна.

— А может, твоё хорошее «я» поможет этому персонажу?

— Как вы готовитесь к возрастным ролям?

— Очень спокойно. Я себя к этому не готовлю. Я счастлива, играя Раневскую, впереди гастроли. И потом Кутаиси. Там мы играем спектакль «Вспоминая Отара Мегвинетухуцеси». Знаете, Отар всю жизнь переживал, что не выучил английский язык. Он был актер мирового уровня. Вообще мне с ними, актерами Театра Грибоедова, очень вальяжно, комфортно, радостно: «Я иду на бой. Воевать иду».

Я мечтаю еще с ними работать. И с художником Леваном Цуладзе, и с режиссером Андро Енукидзе. И всем, кто стоит рядом со мной на сцене, — благодарность и низкий поклон.

Я по-человечески безумно благодарна директору Театра имени Грибоедова Николаю Свентицкому за этот спектакль. Моя мечта сбылась. Я играю Чехова.

И очень тихо, только мне:

— Вам понравился спектакль «Вишневый сад»?

— Мне все ваши спектакли не просто нравятся, они поставлены для меня. И мне совсем не мешает, что я видела и другие чеховские пьесы. И даже знаю, что Лопахина он, Чехов, писал для Станиславского, потому что Лопахин автобиографичен. И когда Станиславский спрашивал: «Как ему играть Гаева?», коротко ответил: «Там все написано».

А по стенам были развешаны фотографии. Из фильмов и спектаклей. «Боже мой!» — подумала я, — какая прекрасная, благодатная тема будущей книги ждет молодого грузинского журналиста! Какой простор для фантазии, какой материал для размышлений о Театре, о призвании, о верности своим идеалам. О той Искре Божьей, которую хранил в душе своей, как зеницу ока. Не сомневаюсь, это будет прекрасная книга. И эпиграфом будет замечание Немировича-Данченко: «Расстели коврик и играй!»

После спектакля Гуранда со вздохом сказала:

— У актеров нет машин.

— А зачем им машины? У них есть крылья!

Случай в метро

Не помню, по какой причине я была такой счастливой, с букетом летних цветов, днём, в воскресный день, в вагоне метро, на линии из «Аэропорта». Вагон был почему-то почти пустой. Я стояла у двери напротив выхода и тихонько напевала.

Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась.

Передо мной стоял мальчик, русоволосый, в модной импортной футболке и в шортах.

— Там, в конце вагона, пантера. Ты её видишь?

— Вижу. У неё зелёные глаза.

— Точно! — мальчик улыбнулся, — я сразу понял, ты — мой человек. Весёлая, песни поешь. Знаешь что, возьми меня, будь моей бабушкой. Родителям я не нужен. Они всё время ссорятся. Мы в метро случайно, у нас же машина. Ну, что, возьмёшь?

В это время родители собрались выходить. Оба — заграничные, респектабельные и несчастливые. Отец подошёл к нам и вежливо извинился. «Кирилл, ты зачем пристаёшь к посторонним? Идём, нам выходить».

Мальчик покорно дал себя увести. Но в дверях обернулся, укоризненно посмотрел на меня и выдохнул: «Эх, ты!»

Много лет меня преследовал этот взгляд и ощущение предательства.

Александр Пешеньков — студент Российского государственного гуманитарного университета. Он учится на третьем курсе факультета истории, политологии и права. Ему 20 лет, но он уже известен как автор серьезных статей о политических институтах Европейского союза.