Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

В руке у него была книжка раскрытая. И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю.

И воскликнул громким голосом, как рыкает лев; и когда он воскликнул, тогда семь громов проговорили голосами своими».

Очень ярко, но, увы, все было не так.

Люди просто исчезли, Птицы, животные тоже как-то незаметно пропали.

Брошенных собак не было.

Шар земной из космоса, как обычно, выглядел голубым. Солнце светило, а где оно не всходило — полыхали яркие огни северного сияния.

Проносились ветры, океан лениво колыхался, покой был на Земле.

Но, как ни ругай нашу, теперь уже прошлую жизнь — все-таки она была прекрасна.

Божественны и незабываемы звуки природы, все эти шелесты, журчания, гомон птиц, тихие скрипы и шорохи в траве, в листве… Все такое привычное, но совершенно необходимое. Но было же и главное чудо — дивные голоса людей, особый звуковой покров Земли.

Какие голоса родила наша жизнь! Не будем ходить далеко за рубеж, возьмем только свою родину и времена, которые еще на слуху.

Огромное число имен и талантов складывалось в мировую симфонию. Пели Лемешев, Обухова, Лисициан, Александрович, Соленкова, Вишневская… Каждый человек впитывал свое, ложащееся на его душу.

Назвать актеров невозможно. За каждым озвученным именем встают сотни других, этим предпочтением несправедливо обиженных. И все же: Качалов, Раневская, Мордвинов, Всеволод Аксенов, Яхонтов…

А вечно гонимая «легкая музыка» — Строк, Рознер, Юрьева, Утесов, Волшанинова, Зыкина, Шмыга, Высоцкий, Пугачева…

И самое главное — великие писатели, поэты, художники, музыканты, композиторы, которые дали слова, раскрасили мир, наполнили его звуками…

Все, все ушло. Законы вселенной неумолимы. Все предопределено, сроки назначены, свершения неизбежны. Может лишь в будущем кто-то научится воспроизводить нашу странную для них жизнь.

А пока потусторонние силы продолжали свою работу.

Наступила светлая ночь. Петербург стоял удивительно чистый, прямой, строгий и такой печально-прекрасный, что, окажись вдруг на улице старый ленинградец, — упал бы на колени, обливаясь слезами непонятного счастья от окружающей его торжественной гармонии.

Медленно поднималась вода или это город опускался. Стукнула вдруг сигнальная пушка, и тишина стала абсолютной.

Край солнца показался над водой, и первый луч ударил в золотой корабль адмиралтейства, вспыхнул сверкающими брызгами, и корабль впервые в жизни поплыл, рассыпая блестки по водной ряби.

А через какое-то уже несуществующее время Земля немного повернулась, и отдохнувшие полюсы растаяли и зашелестели зеленой листвой. А грязные материки покрылись снегом, как больничной простыней.

Мать-Земля залечивала раны.

А потом… Очень и очень — потом, где-то в чаще и недоступности появились какие-то существа. И стали к ним спускаться блестящие боги.

Вряд ли теперь опытные учителя надоумят своих воспитанников изобрести колесо; вообще гораздо полезней шевелить мозгами, а не рычагами Архимеда.

И вот что интересно, встав на ноги, новые существа не взяли в руки палку.

А еще кто-то говорит, что у них нет зубов.

Именно столько времени провел Федор Михайлович в Оптиной пустыни, знаменитой своими старцами. Непосредственным толчком к этой поездке стало трагическое событие — смерть любимого сына, трехлетнего Алеши. Жена писателя Анна Григорьевна в своих воспоминаниях рассказывает:

«16 мая 1878 года нашу семью поразило страшное несчастие: скончался наш младший сын Леша. Федор Михайлович был страшно поражен этой смертью. Он как-то особенно любил Лешу, почти болезненною любовью, точно предчувствуя, что его скоро лишится. Федора Михайловича особенно угнетало то, что ребенок погиб от эпилепсии, — болезни, от него унаследованной. Судя по виду, Федор Михайлович был спокоен и мужественно выносил разразившийся над нами удар судьбы, но я сильно опасалась, что это сдерживание своей глубокой горести фатально отразится на его и без того пошатнувшемся здоровье. Чтобы хоть несколько успокоить Федора Михайловича и отвлечь его от грустных дум, я упросила B.C. Соловьёва, посещавшего нас в эти дни нашей скорби, уговорить Федора Михайловича поехать с ним в Оптину пустынь, куда Соловьев собирался ехать этим летом. Посещение Оптиной пустыни было давнишнею мечтою Федора Михайловича, но так трудно было это осуществить. Владимир Сергеевич согласился мне помочь и стал уговаривать Федора Михайловича отправиться в Пустынь вместе. Я подкрепила своими просьбами, и тут же было решено, что Федор Михайлович в половине июня с B.C. Соловьевым съездят в Оптину пустынь».